1.1. Методологическая основа синтеза социологической и экономической теорий в истории социологии
Главная цель объединения социологической и экономической наук - преодолеть их теоретическую ограниченность при изучении социальных систем и управлении ими. Как свидетельствует опыт развития отечественной и зарубежной экономики и социологии, интеграционной парадигмой стала концепция мотивированного поведения в условиях социальной организации. Ценностно-ориентированное поведение превратилось в своеобразную модель экономического действия. “Экономический” человек (потребитель, работник) одновременно является “психологическим” человеком, действуя под влиянием стимулов поведения, и “социологическим”, выполняя социальную роль, имея определенный статус и занимая определенную позицию в социальной структуре общества.
Внимание представителей различных экономических школ к неэкономическим факторам общественной жизни часто обусловлено их мировоззрением, философскими взглядами, научной традицией. Так, представители неоклассической школы в экономике связывают экономические отношения с деятельностью государства (что и делает это направление консервативным), а хозяйственную активность ориентируют в большей мере на доминирование предложения над спросом.
Неокейнсианство, наоборот, обращено к экономике спроса. Поэтому и возникает потребность в изучении факторов, от которых зависит спрос. Неокейнсианцы вынуждены учитывать механизмы формирования спроса для того, чтобы предложить способы регулирования инфляционных процессов. Главным в их стратегии считается отношение потребителя к рынку. Новый “экономический” человек, по их мнению, руководствуется определенной системой оценок для измерения положительных или отрицательных результатов своих усилий.
Поведенческому элементу отводится значительная роль в концепции “предельной полезности”. «На протяжении последнего столетия экономисты выработали самое важное понятие “предельной полезности”» . “Предельная полезность” - это психологическая константа. Она является существенным элементом в системе стоимости. Последняя же представляет собой зависимость между такими переменными, как цена, доход и “предельная полезность”. Другими словами, под этим понятием понимают меру насыщенности определенной потребности. Согласно закону, каждая следующая порция товара cнижает потребность в нем.
Следует заметить, что трудовая теория стоимости также предусматривает человеческую деятельность. Только если первая концепция основана на потреблении, то вторая - на труде. Обе теории выполняют важные методологические функции, когда речь идет о выборе экономической стратегии. Сторонники теории “предельной полезности” главной фигурой считают потребителя, защитники противоположной точки зрения - работника. Первые делают акцент на потребительской активности, вторые - на трудовой. Оба подхода нарушают целостность личности. Они оставляют в стороне проблему стимулов и мотивации выбора.
В “рыночном” общественном сознании на первый план выдвигается идея спроса как преобразованной потребности и, наоборот, “социалистическое” (нерыночное) сознание традиционно основывалось на преимуществах труда. Важно, что в обоих случаях экономические концепции отличаются неполнотой, поскольку в рамках экономики социально-психологические характеристики самих деятелей, субъектов экономического поведения не разрабатывались.
История экономической мысли складывалась так, что экономисты вынуждены были касаться всего спектра социальных проблем (юридических, политических, моральных). Однако социальные институты в аспекте экономики приобретали своеобразную оценку. Государство, нормы морали и право рассматривались лишь как способы достижения экономических целей.
Социологи и социальные философы “делили” с экономистами общество как совместный объект познания. Поэтому некоторые из них считали политическую экономию излишним социальным знанием. По мнению известного французского социолога Г. Тарда (1843-1914), “производство - это область политической науки, распределение - юридической, потребление - область морали” . С нашей точки зрения, экономическая социология начинается с трудов выдающихся классиков социологии, в частности Г. Тарда, Е. Дюркгейма, К. Маркса, В. Парето, М. Вебера, Т. Парсонса. Остановимся подробнее на наиболее важных моментах их теорий для того, чтобы лучше представить предмет этого междисциплинарного знания.
Отношение философии и социологии к экономике часто обусловливалось философской парадигмой, которая господствовала в обществоведении определенной эпохи. Сциентистско-позитивистская позиция мыслителя направляла его в сторону “экономизации” общественного знания. Экономическая сфера отождествлялась с объективными, надличностными, реальными (материальными) отношениями. Однако XIX век был ознаменован глубокими разногласиями в социальном научном познании. Позитивизму противостояли неокантианство, “философия жизни”, феноменология. Экономическую мысль пронизывал психологизм. Среди ученых-экономистов велись дискуссии об истине и ценности как о двух сущностях социальной науки, количественном и качественном подходах к человеческой личности.
Изучение трудов классиков позволяет увидеть всю сложность процесса сближения наук. Чаще всего (как видно на примере Г. Тарда) проявлялись научный “монополизм” и “экстремизм”. Справедливо протестуя против экономического редукционизма, Г. Тард, вместе с тем, не понимал специфики экономических отношений.
Обвиняя экономистов в том, что экономическая наука изображает человека ограниченно, не видит подлинных целей личности, останавливаясь лишь на описании средств, социологи критиковали политическую экономию за изоляцию от действительности, от живого человека и за превращение ее в разновидность метафизики.
Дедуктивная, обобщающая, унитарная школа экономистов (Д. Рикардо, Дж. Милль) противостояла школе исторической, индуктивной, партикулярной. Уже Г. Тард выдвинул аргументы против усреднения личности и общества в экономике. Он противопоставил экономической картине мир человека, где господствуют чувства, верования, устремления, не поддающиеся измерению. Закон спроса и предложения, по мнению Г. Тарда, - лишь результат совокупных человеческих действий, продиктованных намерениями и подражанием. Социолог не замечает, что, пытаясь избегнуть усредненного подхода к личности, сам впадает в эту крайность, хотя и в психологической форме. Он очень близко подошел к предмету экономической социологии как науки о человеческом поведении и социальном взаимодействии, но не смог увидеть связь социологии и экономики, которые не исключают, а дополняют друг друга.
Труды социологов по экономической проблематике очень поучительны. Познавательные методы, которые использовали исследователи в XIX в., изобиловали научными стереотипами. Среди них обращает на себя внимание редукционизм, т. е. сведение всех социальных явлений к одному фактору, к одной детерминанте. Этому фактору приписывались каузальная и объяснительная функции. “Свести в конце концов все экономические проблемы к относительному социологическому измерению стремлений и верований - таков наш метод” , - объяснял Г. Тард.
Экономические взгляды Э. Дюркгейма носят синкретический характер. В работе “О разделении общественного труда” социолог рассуждает не только об экономических последствиях разделения труда. Разделение труда - это главный концептуальный принцип, вокруг которого объединяются такие неэкономические результаты этого процесса, как возникновение государства, политики, морали, права. Наиболее существенным последствием разделения труда, по мнению Э. Дюркгейма, является возникновение социальных норм, благодаря которым существует “органическая солидарность” в обществе: “Если разделение труда порождает солидарность, то не потому, что оно делает из каждого индивида, занятого обменом, как говорят экономисты, существо, а потому, что возникает целая система прав, обязанностей, которые связывают людей друг с другом” .
Противники трудовой концепции видят в ней недооценку морали, права, религии, культуры, традиций или, другими словами, недооценку неэкономических факторов общественной жизни. Как вызов марксизму звучит вывод Э. Дюркгейма о том, что обновление общества возможно не на основе освобождения труда, а благодаря его разделению на почве природного неравенства способностей и задатков людей при условии правового регулирования их отношений, выполнения индивидами своего гражданского долга и моральной ответственности.
Наиболее интенсивным нападкам со стороны социологов подвергается трудовая теория стоимости. Мерой стоимости Э. Дюркгейм и Г. Тард считают не труд, а услуги, которые представляют собой реальные результаты трудовой деятельности. Стоимость продукта труда остается неизвестной до тех пор, пока он не будет реализован. Не сам труд, а его полезный результат есть мера стоимости товара.
Заметим, что критики К. Маркса, обвиняющие его в чрезмерной экономизации концепции общества, не смогли увидеть в его работах полезные для социологической теории аспекты, сближающие К. Маркса с его оппонентами. Социологическая интерпретация экономического поведения и экономического взаимодействия в марксизме позволяет воссоздать их обобщенную абстрактную модель. Ее содержание образуют участники (“актеры”), которых объединяют не волевые, осознаваемые связи, а функциональные роли в системе разделения труда. Социальная по форме связь возникает на вещной основе. Людей в марксовой системе общества сближает не чувство, а экономическая необходимость. Таким образом мы получаем описание одного из многих типов социального взаимодействия, но который мог появиться лишь в определенных исторических условиях. “Овеществление человеческих способностей в процессе труда... есть материальное содержание овеществления и отчуждения, но это содержание приобретает такую специфическую форму выражения лишь в определенный исторический период” . Экономическое поведение в трактовке К. Маркса - это действие, последствием которого является отчуждение. Оно опосредствовано товарно-денежными символами.
Исходные посылки социальной теории К. Маркса перекликаются с положениями гуссерлианской феноменологии и феноменологической социологии, предметом которых являются повседневное сознание, “жизненный мир” человека, его “естественная установка”. Достаточно вспомнить слова К. Маркса из “Немецкой идеологии”: “Предпосылки, с которых мы начинаем... - это настоящие предпосылки, от которых можно отвернуться лишь в представлении. Это настоящие условия жизни, как те, которые находят уже готовыми, так и те, которые воспроизведены собственной деятельностью. Следовательно, предпосылки эти можно установить эмпирическим путем” .
Социальные отношения К. Маркс часто интерпретирует в двух аспектах: как разделенное на классы “гражданское общество” и как сферу взаимодействия личности и общества. В первом случае речь идет о противоположности групповых интересов, во втором - о мере свободы личности. Подтверждение последней мысли находим в работе К. Маркса “Экономические рукописи 1857-1859 годов” . Здесь ярко выражен социолого-экономический контекст. Личностная зависимость связана с экономической. Так, эпоха социальной независимости личности сопровождается зависимостью (которая неуклонно усиливается) от процесса производства, обмена и распределения материальных благ. К. Маркс за основу периодизации общества предлагает принять человеческое измерение. “Отношения личной зависимости (на первых порах совсем первобытные) - таковы первые формы общества, при которых производство развито лишь в незначительном объеме...
Личная независимость, которая основана на вещной зависимости, - такова вторая большая форма, при которой впервые образовывается система общественного обмена веществ, универсальных отношений, всесторонних потребностей и универсальных потенций...” .
Идеал К. Маркса связан с представлением о том, что собственно социальными отношения между людьми станут лишь тогда, когда не будут опосредствованы товарами и их денежным эквивалентом.
Анализируя формы общественных связей, К. Маркс выделяет семью, гражданское общество и “универсальное общение людей”. Гражданское общество - это социальная структура, возникшая в результате имущественного неравенства индивидов, их торговой и промышленной жизни . Первая и третья формы предусматривают непосредственные взаимоотношения людей, когда их не разъединяют собственность, зависимость от продукта труда и его раздела, т. е. “принудительная зависимость”. По словам К. Маркса (в терминологии Э. Дюркгейма “органическая солидарность” противопоставляется “механической”), “в меновой стоимости общественное отношение лиц превращено в общественное отношение вещей” . Способы обмена заменяют непосредственные чувства любви, ненависти, обязанности, привычки и прочее, что отвечает традиционным связям в традиционном обществе, в “природно образованном коллективе”. Привлекает внимание также социологический подход к формам имущества. К. Маркс приводит пример, когда в античном государстве земельная собственность воспринималась как способ не обогащения, а воспитания граждан (сравните с трактовкой М. Вебером форм хозяйствования как проявления определенной религиозной традиции).
Весомый вклад в разработку методологии социоэкономической науки внес М. Вебер . В теории М. Вебера содержится своеобразная интеграция, обозначающая взаимопроникновение социальных сфер. “Основой такого взаимопроникновения у Вебера является включение в глубинную сущность социального рыночных интересов и экономических классов” .
Экономика - это разновидность организационного поведения. Поэтому особое значение приобретают категории “организация”, “организационное действие”, “формальная и субстанциональная рациональность”. Экономическое поведение будучи организационным действием обладает такими свойствами: во-первых, реализуется лишь в пределах социальной организации; во-вторых, предназначено для поддержания порядка; в-третьих, регулируется нормами (эталонами, стандартами, образцами) организации; в-четвертых, ему свойственна целенаправленность; в-пятых, осуществляется “актерами”, подчинено ценностным представлениям и имеет субъективный смысл; в-шестых, всегда рационально, поскольку предполагает контроль действующих лиц над ресурсами ради достижения конечного результата; в-седьмых, главной целью экономического поведения является материальное благо.
В этой связи экономическое поведение основывается на предвидении размера дохода, полезности результатов действия. Мотивы экономического поведения субъекта могут быть формально или материально рациональны. В первом случае имеются в виду лишь интересы производства, технические и технологические цели, во втором - ценностные постулаты, связанные с ожиданиями других людей. Следовательно, экономическая сфера в представлении М. Вебера является областью мотивированного поведения. “Капиталистическим, - отмечает ученый, - мы будем называть такое ведение хозяйства, которое основывается на ожидании дохода посредством обмена или морального (формального) присвоения” .
Сущность особого аспекта социального познания, согласно М. Веберу, состоит в том, что экономическая деятельность описывается как часть (а не детерминанта) культурной среды человечества, а потому зависит от традиций, ценностей, норм общества или определенного этноса с его особыми религиозными, моральными, правовыми обычаями, с его историей.
Творческое развитие экономическая социология получила в трудах Т. Парсонса. Обращает на себя внимание то обстоятельство, что и в первом, и во втором случае основой синтеза экономики и социологии послужила определенная методология. Логическим средством их объединения стали организационный, системный и структурно-функциональный подходы к познанию общества. Т. Парсонс и Н. Смелзер в работе “Экономика и общество. Интеграция экономической и социологической теорий” выстроили иерархию социальных подсистем, каждая из которых выполняет определенную функцию: адаптивную, власти, интегративную, регулятивную. Цели экономики формируются в политической подсистеме. Экономика - это лишь способ достижения целей. Главная же ее функция - удовлетворение потребностей. Следовательно, взаимосвязь сфер общественной жизни является объективным основанием для социоэкономического подхода к познанию общества.
Важным интегративным механизмом оказалась теория социального действия. Социальным действием в социологии называют поведение, для которого характерны наличие взаимной ориентации партнеров; регулирование поведения ценностями и нормами; ролевая функциональность, т. е. каждый индивид действует согласно требованиям и ожиданиям группы, к которой относится. Теория социального действия послужила Т. Парсонсу методологическим инструментом для открытия закона функционирования социальных организаций. Поведение личности органически вписывается в общую структуру общества, а поведенческий подход соединяет экономическую и неэкономические теории.
Т. Парсонс и Н. Смелзер, разрабатывая интеграционный взгляд на изучение экономической сферы в социологии, формулируют следующие методологические выводы относительно интеграции общественного знания :
Экономическая теория - это частный случай теории систем и социального действия;
- обмен между экономической подсистемой общества и другими уровнями представляет собой обмен действиями по принципу “взнос -результат”;
- обменный принцип взаимодействия объясняет и механизмы взаимодействия индивидов;
- конкретный экономический процесс всегда обусловлен неэкономическими факторами;
- экономическая теория - это ответвление поведенческих наук.
Т. Парсонс и Н. Смелзер заявляли: “Мы исследуем экономику не как профессиональные экономисты, а как социологи” .
Современные концепции обмена отличаются от теории Т. Парсонса прежде всего углублением в психологизм бихевиористского типа. Они демонстрируют отход от надличностной методологии и обращение к психологической структуре человека. Создатели и разработчики классической политической экономии (А. Смит, Д. Рикардо, Дж. Милль, И. Бентам) придерживались определенных представлений о личности, воплотившихся в утилитаризме. Фундаментальные посылки утилитаризма основаны на представлениях об извечном накопительном инстинкте человека, проявляющемся в стремлении к материальному обогащению. По мнению современных теоретиков обменной теории Дж. Хоманса и П. Блау, любые образцы поведения являются следствием сочетания вознаграждений, которые соответствующим образом оцениваются человеком, а также осознанного соизмерения затрат и результата. Этим обеспечивается справедливое распределение материальных или иных ценностей .
Моделирование человеческого поведения, как и всей общественной жизни, по аналогии с законами поведения экономических рыночных систем имеет определенные преимущества и недостатки. Предложенная схема позволяет сделать поведение более доступным описанию и эмпирическому исследованию, а также спроектировать стратегию стимулирования. Тем не менее, осторожное отношение к обменным концепциям обусловлено тем, что в них гипертрофируются экономические, в частности рыночные формы поведения, которые затем экстраполируются на объяснение неэкономических типов поведения.
Понимание моральных, или эстетических, мотивов будет упрощенным потому, что в отличие от экономических эти действия не имеют эквивалента, с которым их можно соизмерить. Выражаясь терминологией М. Вебера, целерациональная деятельность характерна для экономики, а ценностно-рациональная - для моральных, или эстетических, поведенческих форм.
Ю. Левада, анализируя тенденцию теоретической экономизации всех общественных отношений и действий, отмечает, что она с самого начала была присуща классической политэкономической традиции и ее неэффективность доказана как теоретически, так и практически (в частности, сложностью, полиструктурностью экономической сферы, разнообразием проникающих в нее типов человеческих действий) .
КЛЮЧЕВЫЕ ПОНЯТИЯ
о Гендерная асимметрия о Гендерная социология о Дефеминизация о Институционализация о Конкуренция
о Общесоциологические теории о Объект экономической социологии о Потребности
о Предмет экономической социологии о Ролевая теория о Социальная роль о Социальная система о Социальный институт о Социальный интерес о Статистические законы о Флексибилизация о Частные социологические теории о Экономическое поведение
Особенности экономики как социального института
Общество формируется из системы социальных институтов и представляет собой сложную совокупность экономических, политических, правовых, духовных отношений, обеспечивающих его целостность как социальной системы.
Социальный институт (от лат. institutum - установление, учреждение) в социологической интерпретации рассматривается как исторически сложившиеся, устойчивые формы организации совместной деятельности людей; в более узком смысле - это организованная система социальных связей и норм, призванная удовлетворять основные потребности общества, социальных групп и личности .
В энциклопедическом социологическом словаре социальный институт определяется как «относительно устойчивые типы и формы социальной практики, посредством которых организуется общественная жизнь, обеспечивается устойчивость связей и отношений в рамках социальной организации общества». Деятельность социального института определяется, во-первых, набором специфических норм и предписаний, регулирующих соответствующие типы поведения, во-вторых, интеграцией социального института в социально-политическую, идеологическую и ценностную структуры общества и, в-третьих, наличием материальных средств и условий, обеспечивающих успешное выполнение нормативных предписаний и осуществление социального контроля . Важнейшими социальными институтами являются государство, семья, экономика, политика, производство, культура и наука, воспитание, СМИ и общественное мнение, а также право и образование.
Социальные институты способствуют закреплению и воспроизводству тех или иных особо важных для общества социальных отношений, а также устойчивости системы во всех основных сферах ее жизнедеятельности - экономической, политической, духовной и социальной.
В зависимости от сферы деятельности социальные институты подразделяются на реляционные и регулятивные. Реляционные институты (например, страхование, труд, производство) определяют ролевую структуру общества на основании определенного набора признаков. Объектами этих социальных институтов являются ролевые группы (страхователей и страховщиков, производителей и наемных работников и т.д.).
Регулятивные институты определяют границы независимости личности (ее независимых действий) для достижения собственных целей. К этой группе относятся институты государства, власти, социальной защиты, бизнеса, здравоохранения.
В процессе развития социальный институт экономики меняет свою форму и может относиться к группе либо эндогенных, либо экзогенных институтов.
Эндогенные (или внутренние) социальные институты характеризуют состояние морального устаревания института, требующее его реорганизации или углубленной специализации деятельности, например институты кредита, денег, устаревающие со временем и нуждающиеся во внедрении новых форм развития.
Экзогенные институты отражают действие на социальный институт внешних факторов, элементов культуры или характера личности руководителя (лидера) организации, например изменения, происходящие в социальном институте налогов под влиянием уровня налоговой культуры налогоплательщиков, уровня деловой и профессиональной культуры руководителей этого социального института.
Выделим четыре признака, общие для всех социальных институтов в сфере экономики и финансов:
О взаимодействие между участниками социальных связей и отношений;
О наличие подготовленных профессиональных кадров, обеспечивающих деятельность институтов;
О определение прав, обязанностей и функций каждого участника социального взаимодействия в экономической жизни;
О регламент и контроль эффективности процесса взаимодействия в экономике.
Развитие экономики как социального института подчиняется не только экономическим законам, но и социологическим. Функционирование этого института, его целостность как системы обеспечивают различные социальные институты и социальные организации, которые следят за работой социальных институтов в сфере экономики и финансов, контролируют поведение их членов.
В группу фундаментальных экономических социальных институтов входят: собственность, рынок, деньги, обмен, банки, финансы, различного типа хозяйственные объединения, которые в совокупности образуют сложную систему производственных связей, соединяя экономическую жизнь с другими сферами социальной жизни. Благодаря развитию социальных институтов происходит функционирование всей системы экономических отношений и общества в целом, осуществляется социализация личности в социально-трудовой сфере, происходит передача норм экономического поведения и моральных ценностей.
Известно несколько концепций социальных институтов. Так, американский социолог Т. Веблен в основу своей концепции положил функциональный подход, согласно которому выделяются важные для развития общества функции социальных институтов, в частности воспроизводства членов общества; социализации как способа передачи знаний и ценностей; производства и распределения; соблюдения порядка и поддержания морально-психологического климата в отношениях между людьми. К социальным институтам Веблен относит и такие явления, как денежная конкуренция и показное потребление.
Структуру социального института образуют :
О социальные группы и социальные организации, призванные удовлетворять потребности групп, личности;
О совокупность норм, социальных ценностей и образцов поведения, которые обеспечивают удовлетворение потребностей;
О система символов, регулирующих отношения в экономической сфере деятельности (торговая марка, флаг, бренд и т.д.);
О идеологические обоснования деятельности социального института;
О социальные ресурсы, используемые в деятельности института.
Базовыми институтами, с которыми взаимодействует экономика, являются политика, образование, семья, право и др.
Основными функциями экономики как социального института являются:
О согласование социальных интересов хозяйствующих субъектов, производителей и потребителей;
О удовлетворение потребностей личности, социальных групп, слоев и организаций;
О укрепление социальных связей внутри экономической системы, а также с внешними социальными организациями и институтами;
О поддержание порядка и предотвращение неконтролируемой конкуренции между хозяйствующими субъектами в процессе удовлетворения потребностей.
Экономические потребности в обществе удовлетворяет одновременно несколько социальных институтов, причем каждый институт своей деятельностью удовлетворяет разнообразные потребности, среди которых выделяются витальные (физиологические, материальные) и социальные (потребности личности в труде, самореализации, творческой деятельности и социальной справедливости). Особое место среди социальных потребностей занимает потребность личности в достижении - достижительная потребность. В ее основе лежит концепция Маклелланда, согласно которой каждый индивид проявляет стремление к тому, чтобы выразить, проявить себя в конкретных социальных условиях. Это стремление является выражением основополагающей потребности личности в самореализации. В условиях перехода и становления рыночной экономики в российском обществе потребность личности в достижении проявилась особенно активно. Однако в условиях социальной неоднородности общества, его поляризации, различий в экономическом развитии регионов социальные интересы населения, как занятого, так и не занятого в экономике, существенно различаются и могут быть дихотомически противоположными.
Главная цель деятельности социального института - достижение стабильности и ее поддержание.
Устойчивость экономики как социального института обусловлена прежде всего такими объективными факторами, как территориальные и климатические условия, наличие человеческих ресурсов, уровень развития материального производства, состояние реального сектора экономики, социальная структура общества, правовые условия и законодательная база функционирования экономики.
Процессом институционализации называется формирование экономических институтов для удовлетворения каких-либо социальных потребностей. Институционализации экономики способствовало развитие социальных потребностей личности в производстве товаров и услуг, в информации и коммуникации, в распределении благ и обеспечении безопасности, в социальном контроле за поведением членов общества и в социальной справедливости.
Природа экономики как социального института, его особенности определяются внутренними свойствами самого общества, той системы, которая развивается на данном этапе. В российской реальности - это становление рыночной экономики и формирование рыночных отношений со всеми вытекающими отсюда деформациями, противоречиями и конфликтами интересов.
Но смена социальных институтов в экономической жизни, наполнение их деятельности новым содержанием происходят, как правило, в связи с серьезными социальными катаклизмами - форсированной реформой, перестройкой, сменой общественного строя в результате революции.
Все социальные институты объединены в систему, которая обеспечивает процесс функционирования и воспроизводства экономической жизни. Однако в любой социальной системе, в том числе экономической, существует некоторая степень аномии - не подчиняющегося нормативному порядку поведения членов социума . Социальная аномия в деятельности социального института и функционировании социальной системы возникает в случае, если стандарты (нормы) поведения и ожидания игнорируются людьми (личностью) или социальными организациями.
Экономику и политику чаще всего считают социальными институтами, которые оказывают наибольшее влияние на развитие общества и его стабильность как социальной системы.
Экономика как социальный институт создает материальный базис для развития социальных отношений, ибо нестабильное и бедное общество не в состоянии поддерживать нормальное воспроизводство населения, интеллектуальную и образовательную базу развития системы. Все социальные институты связаны с институтом экономики, зависимы от него и своим состоянием во многом определяют перспективы развития российского общества, являясь мощными стимуляторами его экономического прогресса и развития политической системы.
Аномия - концепция Э. Дюркгейма, используемая для характеристики общества, члены которого не имеют строго установленных поведенческих ориентиров во взаимоотношениях. Подобного рода безнормативность присущаобществам с преобладанием индивидуализма и отсутствием противодействующихему ценностей социальной солидарности, которые уравновешивают стремление кудовлетворению собственных потребностей и желаний за счет других.
С пониманием того, что представляет собой экономическая социология, связано немало заблуждений. Поэтому сначала мы прочертим первоначальные границы, отделяющие ее от экономической теории. Далее мы сформулируем предмет экономической социологии, определим те принципы, на которые может опираться построение моделей “социологического человека” в экономике, проанализируем непростые взаимоотношения экономической теории и экономической социологии.
О междисциплинарных границах. Известно, что в экономике и медицине специалистами полагают себя все. Подобная участь, думаем, вскоре, постигнет и социологию. Ибо трудно избавиться от впечатления, что социология занимается явлениями, которые часто считаются “естественными” и над которыми мы обычно не даем себе труда задумываться, воспринимая их на уровне здравого смысла. Экономистов, кстати, эта логика здравого смысла вполне устраивает. Выводя хозяйственные мотивы из индивидуального экономического интереса человека, они молчаливо предполагают, что подобное поведение соответствует его “естественному состоянию”, врожденным склонностям и инстинктам 1 104 . Можно сказать, что интенции двух дисциплин прямо противоположны:экономическая теория производит редукцию к обыденному, а экономическая социология - “остранение” обыденного. С социологических позиций самые привычные вещи только кажутся “естественными”. В самом деле, как ответить на следующие “простые” вопросы: почему потребители ходят в разные магазины и платят за одну и ту же вещь совершенно разные цены? Почему предприниматели стараются выбирать деловых партнеров из строго определенного круга? Почему работники ревниво реагируют даже на ничтожное повышение оплаты своих коллег, но спокойно воспринимают большие разрывы в доходах между “рядовыми” и “начальством”?
Сначала отыскиваются универсальные психофизиологические и морализаторские объяснения подобного поведения. В частности, почему возникают трудовые конфликты? Отвечают: потому, что в природе человека заложено подсознательное агрессивное начало. Или почему, скажем, люди работают “спустя рукава”, даже если это грозит им явными материальными потерями? Опять же есть объяснение: потому что человек по натуре ленив и испорчен. Но по крайней мере один порок подобного рода объяснений бросается в глаза даже после минимального раздумья: не учитывается то, что в поведении людей бесспорно происходят серьезные изменения. Каков же их источник, коль скоро основные движущие силы изначально заданы природой человека? Известно, например, что столетиями существовало определенное жесткое разделение хозяйственных ролей в домашнем хозяйстве между мужчиной и женщиной, и оно считалось “естественным”. А потом “вдруг” дало множество трещин, и роли начали интенсивно перемешиваться. Куда же девалась “естественность”?
В этом пункте необходима изначальная ясность: социология не занимается тем, что называют “человеческой натурой”. Ее интересуют действия людей как членов общества, обучающих друг друга социальным нормам поведения, входящих в состав определенных социальных групп и организационных структур. Фигура человека, принимающего независимые рациональные решения, исторична и предполагает наличие гражданской свободы и элементарных прав частной собственности на ресурсы. Таким образом, рационализм и эгоизм в той же мере являются продуктом окружающих человека сложных социальных условий, не сводимых к его “природе” или “здравому смыслу”. Причем, сами эти условия не остаются неизменными. Они постоянно воспроизводятся как результат социальных взаимодействий. И то, что мы сегодня считаем обыденным, когда-то попросту не существовало.
Итак, где же пролегают границы между двумя дисциплинами? Быть может, различен объект исследования? Отчасти это верно. Экономическая теория в значительно большей степени изучает отношения, овеществленные в потоках материальных, финансовых, информационных ресурсов, готовой продукции и услуг. Социология же более ориентирована непосредственно на человеческое поведение и социальные связи как таковые. Но пересечение объектов исследования у них все же довольно велико.
Может быть, главное отличие коренится в методах сбора и анализа данных, применяемых экономической теорией и экономической социологией? И такие различия имеются. Экономисты в большей степени стремятся к улучшению предсказательных возможностей своих моделей, облачая их в строгие математические формы. Они могут вовсе не обращаться к эмпирическому материалу, а если и обращаются, то чаще всего используют готовые агрегированные показатели национальной статистики. Социологи же, как правило, делают упор на дескриптивный (описательный) анализ. Их модели менее строги в формальном отношении, но чаще подвергаются проверке на конкретных эмпирических данных, которые имеют выборочный характер и черпаются из специально организованных источников. Главным среди социологических методов сбора данных считаются опросы 2 105 . Но в целом социологи демонстрируют большее, по сравнению с экономистами, разнообразие этих методов, охватывающих также включенное наблюдение, углубленные интервью, биографический метод, контент-анализ 3 106 .
Несмотря на традиционно сложившиеся различия применяемых методов, все-таки не здесь следует искать основной междисциплинарный водораздел. Конечно, экономисты реже прибегают к опросным методам и менее искушены в технике опросов. Но путь этот им отнюдь не заказан. И многие экономисты сегодня все активнее привлекают опросные данные (особенно это характерно для России с хроническими слабостями ее официальной статистики, где специальный опрос часто оказывается единственным источником необходимых данных). В свою очередь, многие социологи не чураются статистической информации. Не следует также далеко заходить в противопоставлениях экономистов и социологов, считая что первые оперируют “чистыми моделями”, а вторые “роются в эмпирике”. Среди экономистов есть немало скрупулезных эмпириков, а многие социологи смотрят на землю с высоты “птичьего полета”. Иными словами, разница в техниках сбора и анализа данных второстепенна, она скрывает более глубокое и существенное различие - в общеметодологических предпосылках анализа, в подходах к моделированию человеческого действия, проистекающих из совершенно разнородных оснований.
Таким образом, говоря об экономической социологии, мы в дальнейшем будем иметь в виду нечто, принципиально противостоящее экономическому подходу даже в случаях совпадения исследовательского объекта и методов сбора данных. Речь пойдет о “социологии экономического действия” (М. Вебер) или “социологии экономической жизни” (Н. Смелсер), т.е. об использовании основных понятий социологической теории для анализа хозяйственных отношений.
Предмет экономической социологии. Попробуем теперь дать исходную формулировку предмета экономической социологии. Мы определяем его в духе М. Вебера:экономическая социология изучает экономическое действие как форму социального действия 4 107 . “Экономическое действие” представляет собой осуществление контроля над ограниченными ресурсами ненасильственными методами в целях удовлетворения своих потребностей. А“социальное действие” - это форма деятельности, которая, во-первых, содержит в себе внутреннее субъективное смысловое единство; во-вторых, по этому смыслу соотносится с действиями других людей и ориентируется на эти действия. Иными словами, с социальным действием мы имеем дело тогда (и только тогда), когда оно внутренне мотивировано, а его субъект ожидает от других людей определенной ответной реакции (последнее выражается не только в наблюдаемом поведении, но и в мысленной деятельности или даже в отказе от всякого действия) 5 108 . Социальное действие в данной трактовке выступает основанием и одновременно внутренним элементом экономического действия.
Когда уличный торговец раскладывает на лотке свой нехитрый товар, он ожидает, что подходящие к нему люди осведомлены о функциях денег и структуре цен, о качестве и свойствах предлагаемых товаров, о формах цивилизованного обмена, в частности, о допустимости лоточной торговли. Все это позволяет торговцу ожидать, что его деятельность будет признана, и он удостоится не “побития камнями”, а адекватного материального вознаграждения. Подобно упомянутому торговцу, мы все, как правило, ориентируемся на действия других людей и сверяемся с нормами того сообщества, в котором в данное время пребываем, ожидая заранее известной реакции на свои поступки. Если в крупном супермаркете не принято торговаться, мы этого и не делаем; если в данной профессиональной группе не принято “халтурить”, то жесткий контроль над работой ее членов, по-видимому, излишен, и т.д. Мы настолько “впитываем” эти нормы, что не задумываясь, автоматически продолжаем им следовать даже тогда, когда не рискуем оказаться в поле зрения тех, кто мог бы нас осудить за нарушения.
Раскрытие предмета экономической социологии через веберовские категории экономического и социального действия определяет этот предмет с позиций методологического индивидуализма. И важно сразу же оговориться, что последний резко отличается от методологического индивидуализма, принятого в экономической теории. Индивидуализмhomoeconomicusнепосредственно сопряжен с его атомизмом, с относительной независимостью принимаемых решений и установлением опосредованной социальной связи - преимущественно через соотнесение результатов действия. Социологический индивидуализм - явление другого методологического порядка. Индивид рассматривается здесь в совокупности своих социальных связей и включенности в разнородные социальные структуры. Общество в данном случае не просто витает как абстрактная предпосылка, но зримо присутствует в ткани индивидуального действия. Всякий социологический индивидуализм, таким образом, в сильной степени относителен. И веберовский подход правомерно называть индивидуализмом в противовес, скажем, холизму Э. Дюркгейма. На фоне же учений экономистов-неоклассиков такое определение оказывается очень условным.
Признание социальной укорененности экономического действия означает, во-первых, что его мотивы выходят за пределы экономических целей, а во-вторых, что эти мотивы - продукт функционирования социальной общности, а не предпочтений изолированного индивида 6 109 . На их основе к социальным общностям относятся:
Сети межличностного общения;
Организационные структуры;
Социальные группы;
Национальные общности.
Социальное действие реализуется в трех ключевых типах отношений: экономических, культурных, властных. Каждая общность может строиться на любом из них, а чаще всего включает в себя все три типа отношений, ни один из которых не имеет заведомого приоритета, будь то рыночный обмен, единые нормы и ценности или властные взаимозависимости.
Наша дальнейшая задача - показать, во-первых, что экономические отношения вбирают в себя культурные и властные элементы; и во-вторых, что способы хозяйственной деятельности человека, его экономические ожидания и ориентации во многом определяются его принадлежностью к разным социальным общностям. Данная задача будет решаться на протяжении всей книги. В следующих разделах мы встретим фигуры предпринимателя и менеджера, наемного рабочего и домашнего работника, тех, кто создает организации и входит в готовые структуры, образует социальные группы и является частью национальных сообществ. Все они не только производят и потребляют экономические блага, но и ищут информацию, передают накопленный опыт, зарабатывают авторитет и конструируют новые значения хозяйственного процесса. Их действия порождаются социальными структурами и сами, в свою очередь, “творят” эти структуры. В первом же разделе мы не претендуем на полное раскрытие предмета экономической социологии (без содержательного изложения ключевых тем это вряд ли возможно). Скорее, речь идет о наброске предметного поля, дающем первое понимание его границ 7 110 .
Построение экономико-социологической модели. Какие принципы могут быть заложены в основу построения социологической модели экономического действия? Экономисты имеют свое решение данной проблемы. Особенно важна в этом случае позиция В. Парето, который “развел” экономическую теорию и социологию, предложив первой заниматься изучением “логических действий”, а второй - “логическим исследованием нелогических действий” 8 111 . П. Самуэльсон придал этому различию канонический характер. А закреплено оно в остроумном афоризме экономиста Дж. Дьюзенберри: “Вся экономическая теория посвящена тому, как люди делают выбор; а вся социология посвящена тому, почему люди не имеют никакого выбора” 9 112 .
Как при таком подходе выглядит “социологический человек”? Его рассматривают как полного антипода homoeconomicus. Если последний, скажем, - это человек независимый, эгоистичный, рациональный и компетентный, тоhomosociologicusоказывается человеком, который подчиняется общественным нормам и альтруистичен, ведет себя иррационально и непоследовательно, слабо информирован и не способен к калькуляции выгод и издержек. Посмотрим вариант подобного сопоставления двух моделей.Homoeconomicusпредставлен экономистами К. Бруннером и У. Меклингом: это “человек изобретательный, оценивающий, максимизирующий полезность” (Resourceful,Evaluating,MaximizingMan, или модельREMM) 10 113 . А “социологический человек” описывается моделью, предложенной С. Линденбергом: это “человек социализированный, исполняющий роли, поведение которого санкционировано обществом” (Socialized,Role-Playing,SanctionedMan, или модельSRSM) 11 114 .
Избрав указанный путь, остается формализовать социологическую модель, чтобы придать ей более “рабочий” вид. Например, можно применить те же маржиналистские подходы и представить homosociologicusкак максимизатора степени собственной социализации и минимизатора неопределенности, связанной с его неполной включенностью в социальные нормы. Довести такую модель до количественной определенности, конечно, непросто. Но в случае успеха у экономической модели появится родственная конструкция, обрастающая собственным математическим аппаратом. В итоге, наряду с “экономическим автоматом”, мы получим еще один - “социологический автомат”, причем, более диковинный и, пожалуй, менее привлекательный - туповатый и пассивный. Не мудрено, что возникает соблазн отсечь социологический полюс (например, К. Бруннер уверен, что “модельREMMобеспечивает единый подход для социальных наук”) 12 115 .
Возможен ли синтез “полярных” моделей, вправе ли мы надеяться на появление некоего “социально-экономического человека”?
Ведь если две модели принципиально несопоставимы, если homoeconomicusиhomosociologicusдвигаются строго параллельными курсами, то само существование экономической социологии оказывается под вопросом.
Допустим, что расположение двух этих моделей на общей оси или нескольких общих осях возможно. Первый способ их синтеза - простое сложение (в той или иной комбинации) приписываемых человеку противоположных качеств. Подобное механическое сложение приводит к “схлопыванию” полюсов. Второй, более тонкий логический ход, - методом взаимного сближения и уступок найти компромиссную точку на оси между двумя полюсами. Именно эта точка в данном случае и должна указать адрес “социально-экономического человека”, обретающего в силу своего промежуточного положения некие дополнительные качества (например, возможность не просто принимать волевые решения или безвольно следовать сложившимся нормам, а согласовывать свои действия с действиями других) 13 116 . Действительно, методологическая рефлексия невольно влечет экономистов и социологов к такому сближению. Тем не менее, мы не считаем этот путь особенно перспективным, ибо сама проблема, на наш взгляд, должна быть поставлена иначе.
Как и большинство социологов, мы не в состоянии раскрыть объятия пересоциализированному антиподу “экономического человека”. И потому исходим из предположения, что homosociologicusне стоит в крайней противостоящей точке, но “плавает” в континууме между двумя полюсами, один из которых уже назван “человеком экономическим”, а другой можно условно назвать “человеком социальным”. Но если социология ищет человека не в какой-то отдельной точке, а на протяжении всего континуума, то это означает, что “социологический человек” может быть представлен лишь в виде целой галереи фигур, через ряд типов действия. В этом смыслеhomoeconomicusиhomosociologicusне являют два рядоположенных типа действия.Homosociologicusохватывает более широкий класс моделей, в котором “человек экономический” и “человек социальный” становятся крайними случаями.
Помещение человека в континуум между крайними, радикальными позициями не только предполагает снятие жесткого противопоставления этих двух типов действия, но и придает ему более активное субъектное начало. Речь заходит о человеке не просто информированном, но познающем; не просто следующем нормам, но социализирующемся. И дело даже не в том (точнее, не только в том), что человек как активный субъект может в одних случаях вести себя рационально, независимо или эгоистично, а в других - проявлять альтруизм или следовать традиционным нормам. Человек способен поступать вопреки (todootherwise) очевидной рациональности или устоявшимся нормам, “переключаться” с одного режима на другой (спонтанно или в результате волевых усилий), переходя от логики экономически ориентированного к логике социально ориентированного действия, и обратно.
В результате перед экономической социологией встают как минимум две методологические задачи. Первая - построение, вместо единой модели, типологий (таксономии) по целому ряду шкал, связывающих (и одновременно противопоставляющих) экономически и социально ориентированные действия. Таким образом, модельhomoeconomicusне отвергается экономической социологией. Напротив, она берется в качестве одной из ключевых рабочих моделей для типологических построений, но при этом не рассматривается как единственная или господствующая.
Вторая методологическая задача экономической социологии заключается в определении и раскрытии социальных и экономических условий, при которых осуществляется взаимопереход экономически и социально ориентированных действий. Например, что побуждает предпринимателя, зарабатывающего деньги любыми доступными и недоступными способами, впоследствии перечислять их на нужды детского дома? Или почему работник, которого все считали “душой коллектива”, преступает всякие нормы приличия при дележе дефицитного блага (премии, более высокой должности)?
История междисциплинарных отношений. Теперь перейдем к вопросу о взаимоотношениях между экономической теорией и экономической социологией в историческом аспекте. Развитие смежных дисциплин вовсе не обязательно происходит синхронно. И можно выдвинуть следующую важную гипотезу:экономическая теория и экономическая социология проходят через сходные периоды (этапы ), однако вторая отстает от первой на один условный шаг, т.е.каждый раз находится на предшествующем этапе. Если данная гипотеза основательна, то это помогло бы объяснить, почему во множестве случаев первоначальные методологические импульсы исходят из недр экономической теории, а экономико-социологические ходы скорее выглядят как ответные реакции. В историческом аспекте, со всеми неизбежными упрощениями, картина взаимоотношений двух дисциплин выглядит следующим образом.
1. Период первоначального синтеза (конецXVIII- серединаXIXвв.) 14 117 . Классический этап в политической экономии (от А. Смита до Дж.С. Милля) сопровождается с первой половиныXIXв. первоначальным оформлением социологии как “позитивной науки” (О. Конт). Социология предъявляет первые претензии на интегрирующую роль, но экономические вопросы ею всерьез не рассматриваются. На поле будущей экономической социологии пока работают экономисты альтернативного по отношению к либеральной политической экономии толка (социалисты, старая немецкая историческая школа, Ф. Лист). Между двумя дисциплинами еще отсутствуют сколько-нибудь четкие границы, осуществляются произвольные междисциплинарные переходы и заимствования.
2. Период взаимного обособления (конецXIX- началоXXвв.). Начинается неоклассический этап в экономической теории: маржиналистская революция (У. Джевонс, Л. Вальрас, К. Менгер), австрийская школа, А. Маршалл. Происходит обособление экономике как профессиональной отрасли знания, создание ее рабочего аппарата. Одновременно закладываются классические основы экономической социологии (К. Маркс, Э. Дюркгейм, М. Вебер). Несмотря на усилия по наведению мостов (М. Вебер со стороны социологии, Й. Шумпетер со стороны экономической теории), элементы параллельности в движении двух дисциплин усиливаются. Тенденция к специализации, методологическому и профессиональному размежеванию оказывается сильнее всех попыток синтеза.
3. Период взаимного игнорирования (30-е - середина 60-х годовXXв.). Наблюдается этап зрелости экономической теории с разделением ее основных отраслей (макро- и микроэкономика) и теоретических направлений (либерального и кейнсианского, бихевиористского и институционального). В это же время развертывается неоклассический этап в развитии экономической социологии и ее оформление как профессиональной отрасли с особым концептуальным и методическим аппаратом (теоретическая ветвь представлена Т. Парсонсом и другими функционалистами, эмпирическая - индустриальной социологией). Ни экономисты, ни социологи по большому счету не интересуются тем, что происходит в “соседнем лагере” и редко вторгаются в чужие области 15 118 .
4. Период “экономического империализма” (середина 60-х - 80-е годы). Экономическая теория переживает кризис, связанный с частичным пересмотром предпосылок (теории рационального выбора, новая институциональная теория). Одновременно осуществляются попытки широкой экспансии в смежные области социальных наук (Г. Беккер, Дж. Бьюкенен, К. Эрроу и др.). Между тем экономическая социология вступает в период профессиональной зрелости. На почве противостояния функционалистской гран-теории и взаимного отталкивания происходит развитие “нескольких социологии” - неомарксистской, неовеберианской, феноменологической. Появляются “новая экономическая социология” (М. Грановеттер) и “социо-экономика” (А. Этциони) как ответная реакция на сначала беспорядочное, а затем все более организованное наступление экономистов.
5. Этап “социологического империализма” (90-е годы). Происходит определенная фрагментация и переоформление экономической теории. Одновременно организуется массированный удар со стороны экономической социологии, покушающейся на реинтерпретацию экономических концепций и категорий во все возрастающем количестве исследовательских областей.
Конечно, в приведенной картине (как и во всякой общей схеме) немало огрублений и небесспорных вещей. При более детальном рассмотрении нетрудно выявить массу хронологических перехлестов. В каждый период возникают боковые ветви, усложняющие общую картину (например, молодая немецкая историческая школа, первые американские институционалисты и т.д.). Присвоенные нами названия не исчерпывают содержания каждого этапа.
Многие суждения требуют конкретного обоснования. Тем не менее, не претендуя на абсолютную точность, предложенная схема все же в состоянии, на наш взгляд, отразить определенные тенденции в развитии как экономической теории, так и экономической социологии, а также стимулировать наше понимание их взаимоотношений в тот или иной период (см. таблицу 1).
А как складывались взаимоотношения между экономистами и социологами? По свидетельству Р. Сведберга, они всегда были очень непросты 16 119 . Взаимное игнорирование, доходящее до неприязни, а в лучшем случае полемическая борьба с претензиями на приоритетную роль фактически никогда не прекращались. Есть здесь причины методологического свойства, вызванные прямыми предметными пересечениями. Но дело, конечно, не только в этом. Ведется борьба за “место под солнцем” - за престиж в сообществе, за то, чтобы считаться “главной” объясняющей и предсказывающей наукой, а в итоге, не в последнюю очередь, за объемы финансирования и количество мест в университетах.
Социологи не раз сами развязывали споры с экономистами (О. Конт в середине XIXв., А. Смолл - на рубеже веков, Т. Парсонс - в середине двадцатого столетия). Однако нужно сказать, что в подобных спорах, с точки зрения научного сообщества, социология, как правило, проигрывала экономической теории. И не только потому, что как самостоятельная дисциплина социология более молода. Основная причина, нам кажется, коренится в устойчивом воспроизводстве позитивистских стандартов того, что можно и нужно считать “наукой”. С точки зрения требований оценочной нейтральности и строгости эмпирической верификации суждений, использования сложных математических и статистических моделей, экономическая теория, бесспорно, имела и имеет больше шансов на то, чтобы представлять себя в роли “истинной науки”.
Сыграли свою роль, вдобавок, и политико-идеологические факторы. Считается, что среди социологов слишком много людей “левых” убеждений. И действительно, неомарксизм разного толка сохраняет в социологии достаточно прочные позиции. Отношение же к “левым” сдержанное даже на европейском континенте, а в университетах Соединенных Штатов их попросту третировали. Так что чисто научными дебатами дело не ограничивается. И сегодня призывы к единению лучших экономических и социологических сил пока во многом остаются благими пожеланиями.
Заключение. Научное сообщество экономистов, несмотря на проявившиеся тенденции к фрагментации экономической теории, продолжает оставаться более мощной и сплоченной корпорацией по сравнению с социологами. Наблюдаемое же интенсивное развитие экономико-социологических исследований во многом выступает как критическая реакция на предложенные экономистами схемы. Социологические подходы значительно расширяют и обогащают наше видение хозяйственных процессов. Однако это происходит ценою частичной потери точности и определенности. И сами модели поведения “социологического человека” в хозяйственной жизни формулируются пока весьма нечетко.
Для того чтобы несколько прояснить картину нынешнего состояния экономической социологии, попробуем пунктирно разметить ее новые направления.
К концу 1970-х годов в социологии обозначаются новые веяния, связанные с пробуждением особого интереса к экономическим вопросам в условиях отторжения «старых» функционалистских и марксистских подходов. С середины 1980-х годов начинается ускоряющийся процесс интеграции экономической социологии как особого исследовательского направления. В этот период выходят в свет несколько важных хрестоматий и сборников, реконструируется традиция экономико-социологических исследований (важнейшую роль здесь играют труды историка экономической социологии Р. Сведберга . Следует отметить также работы Р. Холтона ). Переломным же событием в институционализации экономической социологии становится издание в 1994 г. наиболее фундаментального сборника под редакцией Н. Смелсера и Р. Сведберга, включившего работы наиболее видных представителей данного направления .
На данный момент можно выделить следующие течения новой экономической социологии:
· Социология рационального выбора;
· Сетевой подход;
· Новый институционализм;
· Культурно-исторический подход;
· Этнографический подход.
Социология рационального выбора.
Опираясь на теорию социального обмена Дж. Хоманса и экономические теории рационального выбора, формируется теоретическое направление социология рационального выбора, основным представителем которой бесспорно выступил Дж. Коулмен (1926–1995). Коулмен последовательно придерживается принципа методологического индивидуализма.
Правда, речь у него идет не об изолированном homo economicus. Вводится более сложное понимание ресурсных ограничений [Швери 1996, С. 67–68, 79]. «Основной признак социологической теории рационального выбора, - считает он, - заключен в комбинации предпосылки рациональности индивидов и замещении предпосылки совершенного рынка анализом социальной структуры» . (Наиболее обстоятельно взгляды Дж. Коулмена изложены в его фундаментальном труде: ).
Предметом особой заботы Дж. Коулмена является поиск «микрооснований» для макротеории. Он обращает внимание на неспособность экономистов объяснить такие хозяйственные явления, как возникновение паники на бирже или отношения доверия в обществах взаимного кредитования. В итоге проблема перехода с микро- на макроуровень решается им путем перенесения принципов методологического индивидуализма на уровень корпоративных субъектов-акторов. При этом переход на уровень организации не дискриминирует концепцию рационального действия индивидов. Напротив, последняя предлагается Коулменом на роль методологического ядра для всех социальных наук (кроме психологии). Тем самым понятие рациональности всемерно расширяется (здесь наблюдается явное сходство с позицией другого теоретика рационального выбора - Ю. Эльстера).
Следует согласиться с тем, что линия Хоманса-Коулмена являет собой возрождение утилитаризма в социологии, рассматривающего человека как максимизатора полезности . Не случайно, Дж. Коулмен с его математическим взглядом на мир - чуть ли не единственный видный социолог, признаваемый в стане экономистов-теоретиков. Задача видится им в том, чтобы заимствовать инструменты экономической теории, обогатить их социологическими элементами и вернуться к анализу экономических явлений.
Сетевой подход.
Дальнейший шаг в сторону социологии делается в рамках сетевого подхода (network approach), который также обнаруживает содержательную связь с предшествующими теориями обмена, - прежде всего со структурной теорией обмена М. Мосса и К. Леви-Стросса, нежели об утилитаристской теории обмена Дж. Хоманса и П. Блау .
У истоков этого течения в экономической социологии стоит X. Уайт (p. 1930) (в первую очередь речь идет о его статье «Откуда появляются рынки?») . Наиболее значительной фигурой является его ученик М. Грановеттер (p. 1943). Следует отметить также работы Р. Берта, У. Пауэлла и Д. Старка .
Современное хозяйство представляется ими как совокупность социальных сетей - устойчивых связей между индивидами и фирмами, которые невозможно втиснуть в рамки традиционной дихотомии «рынок - иерархия», которой оперирует, в частности, новая институциональная экономика. Эти сети формальных и неформальных отношений позволяют находить работу, обмениваться информацией, разрешать конфликтные ситуации, выстраивать основы доверия. Экономические отношения, таким образом, тесно переплетаются с социальными.
В 1985 г. вышла статья Грановеттера «Экономическое действие и социальная структура: проблема укорененности» , сделавшая его бесспорным лидером среди эконом-социологов по частоте цитирования. Он пробует нащупать срединный путь между моделями «пересоциализированного» и «недосоциализированного» человека в концепции структурной «укорененности», или встроенности экономического действия (embeddedness - термин К. Поланьи). Предпосылку структурной укорененности Грановеттер дополняет принципиальным положением об экономических институтах как социальных конструкциях. В целом данное направление получило название новой экономической социологии, в противовес «старой» перспективе хозяйства и общества Парсонса-Смелсера .
Новый институционализм и новый французский институционализм.
К концу 1980-х – началу 1990-х годов заявило о себе направление нового институционализма в социологии. Институционалисты «упаковывают» сети в институциональные образования (institutional arrangements). Сетевые связи между индивидами и фирмами представляются как множественные, многозначные, подвергаемые хозяйственными агентами различным интерпретациям и переоценкам. Под институтами здесь понимаются не абстрактные нормы и ценности (которые ранее в социологии часто выдавались за непосредственные побудительные причины действия), а формальные и неформальные правила. Последние регулируют практики повседневной деятельности и поддерживаются этими практиками.
Данное направление развивается в отчетливой связи с новой институциональной экономикой, включая явные заимствования терминов и концептуальные схем. В первую очередь, речь идет о теориях прав собственности, структур управления, трансакционных издержек. Следуя за новой институциональной экономической теорией, пытающей осуществить синтез старого институционализма и традиционной неоклассики, новый институционализм в социологии пробует соединить достижения ново институциональной экономики и традиционной социологии .
Наиболее активно новый институционализм развивается в американской социологии, где он теснейшим образом связан с теорией организаций. В его рамках мы условно выделяем два течения. В зависимости от того, какого рода факторы акцентируются в исследовательских программах, первое может быть названо культурно-ориентированным (П. Димаджио, У. Пауэлл, Н. Биггарт и др.), второе – властно-ориентированным (У. Бейкер, Н. Флигстин и др.) .
Параллельно американским течениям развивается и получает все большую известность новый французский институционализм. Предложенная Л. Болтански и Л. Тевено экономическая теория конвенций рассматривает множественные порядки обоснования ценности , связанные с различными мирами. Всего таких миров выделяется шесть - рыночный, индустриальный, домашний, гражданский, мир мнения и мир вдохновения, но их список принципиально не ограничивается [Болтански, Тевено 2000]. В экономических отношениях главную роль играет напряженная и противоречивая связь между рыночным и индустриальным порядками, где первый регулируется ценами и краткосрочными калькуляциями, а второй основан на технологиях, инвестициях и перспективном планировании. К ним примыкают домашний мир, базирующийся на традиционных и личных взаимосвязях, родстве и локальности, а также гражданский мир, построенный на коллективных интересах и соблюдении демократических прав. Конфликт между различными порядками обоснования ценности выдвигает на передний план вопрос о компромиссных соглашениях и способах координации хозяйственных взаимодействий. [Тевено 1997, 2001]
Культурно-исторический и этнографический подходы.
Наконец, культурно-исторический и этнографический подходы (М. Аболафия, В. Зелизер) тоже уделяют внимание сетевым связям и институциональным устройствам, но погружают их в более широкие контексты – привычек, традиций, культурных навыков. Упор делается ими на совокупность значений, смыслов, культурно-нормативных схем, которые помогают оценивать и переоценивать ресурсы, сценарии действия, вырабатываемые идентичности, привязанные к конкретным сообществам и временным контекстам. Сама рациональность действия выступает здесь как локальная культурная форма .
Что объединяет перечисленные новые направления в экономической социологии?
Во-первых, хотя их авторы не отказываются от макросоциологических построений, основной упор делается на анализ локальных порядков , которые оформляют действия акторов в рамках определенных хозяйственных сегментов.
Во-вторых, в противовес жесткому структурализму они тяготеют к различным теориям действия.
В-третьих, от игнорирования экономической теории они переходят к ее более внимательной и содержательной критике. И, в-четвертых, они уже не «подбирают» оставленные экономистами «социальные» темы, а пытаются играть на «чужих» полях. Так, одним из наиболее перспективных направлений становится разработка социологических теорий рынков.
Новые направления в экономической социологии возникают, таким образом, во многом как ответная реакция на явление «экономического империализма», развивавшееся с середины 1960-х годов. Социологи делают ответные выпады, пытаясь переформулировать аксиомы, «расщепить ядро» экономической теории (в этом заключается принципиальное отличие новой экономической социологии от более миролюбивой «старой» социологии экономической жизни). Добавим, впрочем, что пока попытки «социологического империализма» более значимы для самой социологии и не привлекают пристального внимания экономистов.
Основными мишенями для критики избираются неоклассический подход Г. Беккера и новая институциональная экономика О. Уильямсона. При этом социология рационального выбора демонстрирует прямую связь с экономической теорией, хотя и вносит в нее серьезные методологические дополнения. Сетевой подход предлагает альтернативную интерпретацию содержания экономического обмена. Новый институционализм производит прямые заимствования из экономической теории, одновременно подвергая ее основательной критике. Культурно-исторический и этнографический подходы - более "мягкие", они несколько дальше отстоят от экономической теории, тяготеют к применению менее формализованных методов.
Параллельно с новыми направлениями экономической социологии, развивается родственное ей по духу направление «социо-экономики», провозглашенное А. Этциони (p. 1929) и вводящее в экономическое поведение человека особое, моральное измерение. Это направление принципиально междисциплинарно и, помимо социологических, приветствует применение методов психологии и политических наук. Оно также в большей степени ориентировано на вопросы экономической политики. Помимо этого, в конце ушедшего столетия поднялась волна исследований гендерных и этнических аспектов хозяйственных отношений. Возник специфический постмодернистский вариант экономической социологии (С. Лэш, Дж. Урри) .
Существуют также смежные направления, которые не могут не интересовать эконом-социологов. В их числе: экономическая антропология (М. Салинз и др.), развивающая взгляды Б. Малиновского, М. Мосса и К. Поланьи [Салинз 2000]; экономическая психология (Дж. Катона, М. Арджайл, А. Фернхем) ;новая политическая экономия, изучающая связь экономических и политических отношений (Я. Корнаи и др.) [Корнаи 2000]. Так что исследовательская палитра экономической социологии и смежных дисциплин достаточно богата.
