Непротивление есть закон Заповедь непротивления соединяет учение Христа в целое только в том случае; если понимать ее не как изречение, а как закон - правило, не знающее исключений и обязательное для исполнения. Допустить исключения из закона любви - значит признать,

Л. Н. Толстой Предлагаемые ниже высказывания извлечены из философских сочинений Л. Н. Толстого. Они дают общее представление о его

3. Позитивная альтернатива: одиночество и непротивление Философия Торо чужда нигилизму. Положительный идеал имплицитно предшествует в ней любой, даже крайне критической, оценке тех или иных социальных феноменов. В известной мере именно это делает критику Торо общества

Непротивление или борьба? Мы боремся с вредными бактериями, растениями, насекомыми, грызунами, хищниками. Не бороться – значит погибнуть. Неужели вы отдадите себя на съедение волку или вшам? Ответ ясен. Но некоторые люди хуже волков. Что же, вы им покоритесь, сделаетесь их

После того как Толстой в конце пятидесятых годов 19 века надолго поселился в Ясной Поляне, он попытался организовать школу для крестьянских детей, где сам выступил в роли учителя и воспитателя. Обучение в школе шло под влиянием идей Руссо, которые, впрочем, Толстой дополнил собственными соображениями, основанными на его знании сельского быта и психологии крестьян. Толстой предложил осуществить реформу школы, сделать её не государственным учреждением, а общественным. Главное для него в обучении и воспитании – чтобы учитель любил своё дело и учащихся, а не просто старался сформировать у учащихся полезные знания (Толстой Л.Н. Педагогические сочинения. – М., 1953. – С. 342).

В издававшемся им в 1862г. журнале «Ясная Поляна» Толстой критиковал систему образования в России, считая, что школы и университеты отрывают людей от жизни, а не приближают к ней.

Толстой попытался на практике осуществить систему воспитания, изложенную Руссо в «Эмиле». По его мнению, «единственный метод образования есть опыт, а единственный критериум его есть свобода» (Толстой Л.Н. Собр. соч.: В 22-х т. Т. 16. – М., 1983. – С. 28). При этом он призывал основываться на природных задатках обучаемых, на их изначальном совершенстве: «человек родится совершенным, - есть великое слово, сказанное Руссо, и слово это, как камень, останется твёрдым и истинным. Родившись, человек представляет собой первообраз гармонии правды, красоты и добра» (Там же. – Т. 15. – С. 31). В дальнейшем человек теряет эту гармонию, считает Толстой, а воспитание портит человека. Поэтому нужно лишь не мешать свободному развитию ребёнка, нужно предоставлять ему больше свободы, самостоятельности, инициативы в обучении и вообще в понимании жизни. Роль учителя сводится при этом к роли помощника, собеседника, а роль наставника, применяющего методы принуждения и насилия, Толстой решительно отвергает.

Ни в чём, как в воспитательных действиях учителей и родителей, не сказывается в большей мере вредоносное давление на ребёнка мира взрослых, каждый из которых, зажатый в своём общественном положении банкира, царя, купца, жулика, политика, рабочего, нищего, профессора и т.п., завидует детской свободе и чистоте, возводя свою зависть «в принцип и теорию» (Пед. соч. – Указ. изд., - С. 243). «Я убеждён, - пишет Л.Н. Толстой в статье 1862 года “Воспитание и образование”, - что воспитатель только потому может с таким жаром заниматься воспитанием ребёнка, что в основе этого стремления лежит зависть к чистоте ребёнка и желание сделать его похожим на себя, то есть более испорченным». (Выдел. наше. – Р.А.).

Но что же должно стать содержанием свободных и ненасильственных воспитания и образования? Накануне состоявшейся 14 сентября 1909г. беседы с народными учителями земских школ Л.Н. Толстой подготовил статью «В чём главная задача учителя?», напечатанную в 1910г. в журнале «Свободное воспитание». Здесь Толстой называет «великим грехом» взрослых воспитателей внушение детям в возрасте беззащитности от обмана «коварной лжи», которая «извратит всю их последующую жизнь» (Толстовский листок. Толстой и о Толстом. – Вып. 11. – М., 2000. – С. 145). Известно, что к таковой лжи «поздний» Толстой относил религиозные и государственно-патриотические суеверия и догмы, всегда внедряемые в массовое сознание обитателей государств, и всегда начиная с детства. Истиной же для Толстого до конца его земной жизни оставалась христианская религиозная нравственность, формирующая у человека ряд убеждений и привычек: помнить и любить Бога и ближних, никого не насильничать, не ругать, помогать людям воздерживаться от табака, водки, блуда, осуждения друг друга (Толстовский листок…- Вып. 11. – С. 145). В опубликованном письме В.Ф. Булгакову от 1 мая 1909г. Л.Н. Толстой утверждает со всей категоричностью, что любые знания будут только «праздной и вредной забавой» без «разумного религиозно-нравственного учения, поставленного в основу образования» (Там же. – С. 142). Причём, так как личный пример поступков взрослых учителей действует на детей сильнее проповедей и нравоучений, он не должен поэтому противоречить передаваемым им знаниям о Будде, Моисее, Христе или апостоле Иоанне (Там же; Толстой Л.Н. Пед. соч., Указ. изд. – С. 404 – 405).

Таким образом, толстовская педагогика ненасилия имеет прочный религиозный фундамент. Не менее прочны и её научные основания. Исходя из практических наблюдений в своей Яснополянской школе, Толстой пишет, что «свободный порядок» в школе страшен только тем учителям, которые сами были воспитаны по-другому – в условиях «недостатка уважения к человеческой природе» (Его же. Пед. соч., - Указ. изд. – С. 157). Людям, в отличие от животных, не дано внерациональных возможностей следовать некоторым законам, по которым живёт Божий мир. Невежество влечёт ту омрачённость бессилия, которая чревата контрпродуктивными актами, поспешно (чтобы не мешала совесть) совершаемыми горе-педагогами и с той же поспешностью рационализируемыми ими в духе постулатов «традиционной педагогики». Как следствие, омрачённостью сознания заражаются ученики, что препятствует уменьшению их невежества. Ведь дети человеческие находятся ближе к естественным законам; им доступно независимое от степени развития «чувство правды, красоты и добра»; вот почему «они возмущаются и ропщут, <…> не верят в законность ваших звонков, расписаний и правил» (Там же. – С. 157-158, 334).

Практика «традиционных» методов воспитания и обучения в казённых заведениях, неотделимая от принуждений, продуцирует всё новые и новые поколения рабов и прислужников того социального устройства, в котором находят место нечеловеческие проявления господства-подчинения. Толстого возмущала косность и безответственность педагогов в решении (точнее – в нерешении) этой проблемы. Думается, можно полностью согласиться с выводом педагога и публициста о том, что, ради надежды на будущее человечества, «мир детей – людей простых, независимых – должен оставаться чист от самообманывания и преступной веры <…> в то, что чувство мести становится справедливым, как скоро его назовём наказанием» (Там же. – С. 162).

Начиная с 60х гг. XIX века, идея эта долго и упорно присовокуплялась к подозрительно длинному перечню ошибок и заблуждений «гениального художника». Неожиданный ответ критикам Толстого дала новая научная парадигма второй половины ХХ века, эволюционно-синергетическая. Открытия в естествознании предопределили появление во второй половине века новой научной картины мира: произошёл, как пишет об этом В.А. Тестов, «переход от образов порядка к образам хаоса», получили развитие идеи недетерминированности, непредсказуемости путей эволюции сложных открытых систем, обменивающихся с окружающим миром веществом, энергией и информацией (Тестов В.А. «Жёсткие» и «мягкие» модели обучения / В.А. Тестов. – Педагогика. - № 8. – 2004. – С. 35). В необратимом саморазвитии системы всегда происходят незапланированные случайные процессы (флуктуации), могущие кардинально преобразовать систему, вывести её на качественно иной уровень самоорганизации. Если случайные отклонения усилятся, система может в такой переломный момент (точка бифуркации) перейти на более высокий уровень упорядоченности, или же принять хаотический характер – до следующей бифуркации (Там же).

А ведь своими наблюдениями над такой сложной системой Л.Н. Толстой делился с читателями издававшегося им журнала «Ясная Поляна» ещё в середине XIX столетия, причём простыми и понятными словами! Система эта – его Яснополянская школа, точнее – её ученики. Иногда, писал Толстой-педагог, дисциплина на уроках ослабевает, и «нам кажется, беспорядок растёт, делается всё больше и больше, и нет ему пределов, кажется, что нет другого средства прекратить его, как употребить силу, - а стоили только немного подождать, и беспорядок (или оживление) самоестественно улёгся бы в порядок, гораздо лучший и прочнейший, чем тот, который мы выдумаем» (Толстой Л.Н. Педагогич. соч. – Указ изд. – С. 157).

Процесс самоорганизации нельзя форсировать: это уже будет насилием, которое можно уподобить тому, «как грубая рука человека, желая помочь распуститься цветку, стала бы развёртывать цветок за лепестки и перемяла бы всё кругом» (Там же. – С. 185). Это сравнение не столь поэтично, сколь великолепно своим указанием на естественность эволюции и скачков в системном саморазвитии. Воспитание человека есть для Л.Н. Толстого процесс самораскрытия его природных дарований, подобный распусканию цветка. Мерилом эффективности воспитания оказывается при этом приобретение воспитанником духовного богатства, высоких нравственных качеств.

Как и любое человеческое сообщество, «общество, составляющееся из школьников» (Там же. – С. 157) есть сложная система, подчиняющаяся своим законам саморазвития, которые учителю нужно только признавать и разумно использовать в своей природосообразной работе. Но, подобно тому как «лишь отдельные энтузиасты пытаются перейти от теории к практике», в которой цель обучения могла бы носить неконкретный характер и вести к ней могли бы разные пути (Тестов В.А. Указ. соч. – С. 37), точно так же и ненасилие как практика социальной жизни (с неконкретной, но, безусловно, благой целью) безоговорочно признаётся лишь отдельными энтузиастами.

Зато сохраняют своё влияние доводы скептиков и противников концепции неупотребления насилия в сопротивлении злу, не блещущие, впрочем, новизной: в основной своей массе они предъявлялись ещё самому Толстому. Все они неизбежно представляют читателю толстовскую идею о непротивлении НАСИЛИЕМ в фальсифицированном виде, в виде заведомо редуцированной формулы о «непротивлении злу», несопротивлении, даже – покорности и потакании злу. М.Л. Гельфонд сводит все достаточно однообразные "возражения" Толстому к трём основным аргументам (Гельфонд (Клюзова) М.Л. Критика учения Л.Н. Толстого о непротивлении злу насилием в отечественной религиозно-философской мысли конца 19 – начала 20вв.: три основных аргумента // Вопросы философии. – 2009. - № 10. - С. 121 – 133):

1. «Аргумент бегства от зла», сводящийся к обличению неверного понимания Толстым природы зла как действительной и весьма коварной «силы», промышляющей в мире. В условиях постоянного противостояния с этой «силой» людям приходится прибегать к ряду принуждений по отношению друг к другу (по И.А Ильину, вплоть до смертной казни) и это, будучи насилием, не будет злом (Там же. – С. 122 – 125). Л.Н. Толстой возразил на это в том духе, что знать наверняка, что есть зло и не-зло может только Бог, а не люди, применяющие насилие (Там же. – С. 125).

2. «Аргумент целесообразности»: насилие эффективно и легитимно в случае защиты слабого и неэффективности других методов борьбы со злом. Тот же И.А. Ильин настаивает на том, что Л.Н. Толстой несправедливо смешивает злобное насилие против злодея и оправданное понуждение его к добру, не исключающее, как крайнюю меру, уничтожение злодея (Там же. – С. 125 – 127). Толстой считает такую «эффективность» насилия иллюзорной, уподобляя его применение «тушению огнём огня», а единственным путём пресечения зла признаёт «делание добра за зло всем безо всякого различия» (Толстой Л.Н. В чём моя вера? (Цит. по тексту анализируемой статьи. – С. 127). . К тому же, подчёркивает писатель, цели практические, для которых выбирается насилие, обманчивы, а «для духовной цели нужно непротивление злу, и достигаются невидимые цели» (Его же. Философский дневник. 1901 – 1910. – М., 2003. – С. 282 (Цит. по тексту статьи. – С. 127). Так что подобная аргументация «от целесообразности» вообще недопустима между христианами.

3. «Аргумент жертвы», имеющей безусловное право на защиту от насильника. Однако Толстой и в этом случае намекает на маловерие своих оппонентов: предполагаемые последствия действий злодея, как и его собственная судьба, ведомы только Богу, а не людям, и должны пребывать только в Его ведении (Там же. – С. 128 – 132).

«Ударную мощь» последнего аргумента В.С. Соловьёв и И.А. Ильин усиливают, представляя читателю крайнюю ситуацию: невинный ребёнок – жертва дюжего разбойника, а в роли случайного свидетеля преступления – самосовершенствующийся, и потому принципиально «не противящийся» моралист – «толстовец». Конечно, убийце можно подставить свою, не столь беззащитную, грудь, но целесообразнее остановить его именно насилием, и как можно быстрее, не рассуждая. Ответ Толстого был неожиданен и крайне неприятен оппонентам своей остроумной меткостью. Публицист подчеркнул, что «занимает этих людей, желающих оправдать насилие, никак не судьба воображаемого ребёнка, а своя судьба, своя вся основанная на насилии жизнь, которая при отрицании насилия не может продолжаться» (Толстой Л.Н. Неизбежный переворот // Толстой Л.Н. Закон насилия и закон любви. – М., 2004. – С. 919).

Не стоит порицать Л.Н. Толстого за столь очевидный отход от предмета дискуссии для осуждения её участников: они сами слишком долго напрашивались на такой ответ великого мыслителя. М.Л. Гельфонд констатирует, что в отечественной критике теории Толстого, со времён её появления и до сего дня, превалируют безапелляционность и попытки позиционировать всё «противотолстовское» как окончательный приговор, исчерпывающе разрешающий все спорные вопросы (Гельфонд (Клюзова) М.Л. – Указ. соч., - С. 133). Между тем, «ни одна из известных версий критики идеи непротивления не лишена собственных противоречий», а аргументы обеих «сторон» в данном споре – «теоретически паритетны» (Там же).

Достойный ответ «отрицающей» толстовское научение стороне дало не одно упомянутое выше естествознание. Наблюдения психолога ХХ столетия Э. Фромма убедительно доказывают, что вся философия сторонников наказания, войны или даже «необходимой обороны» не выдерживает проверки реальностью, в которой «чисто оборонительная агрессия очень легко смешивается с необоронительной деструктивностью и садистским желанием господствовать <…>. И когда это происходит, революционная наступательность перерождается в свою противоположность и вновь воспроизводит ту самую ситуацию, которую должна была уничтожить» (Фромм Э. Анатомия человеческой деструктивности. – М., 1998. – С. 262-263).

Это, между прочим, – почти дословное повторение одной из идей финального философского труда Л.Н. Толстого «Путь жизни» (1910): порядок в обществе держится не насилием, а общественным мнением, которое извращается «примером дурной жизни» общественной «верхушки»; так что «деятельность насилия ослабляет, нарушает то самое, что она хочет поддерживать» (Толстой Л.Н. Путь жизни. – М., 1993. – С. 167).

Иллюстрацией этого тезиса Л.Н. Толстого может послужить реакция в российском обществе на знаменитый его памфлет против смертных казней «Не могу молчать». Вперемежку с дежурными похвалами, шедшими в основном от деятелей либеральной (и прочей) оппозиции правительству, в адрес 80-летнего писателя шли и более искренние, хотя и анонимные, злобные отзывы: «Как он, подлый, старый лицемер, английский шпион, смеет писать против наказаний разбойников? <…> Что ты, безумный мертвец, мелешь? “Нельзя молчать!” <…> Ах, ты, подлый лгун, лицемер, английский прихвостень, жидовский наймит!» (37, 357) и т.д.

Вот ТАК предпочитали “откликаться” немногочисленные люди твёрдых, традиционных убеждений, то есть те, кто бы должны были стать в те непростые для страны годы единомышленниками Толстого в борьбе с революционной угрозой, с изуверством, уничтожением русских традиций и пр. Но в том и состоит трагедия Толстого-публициста, что именно консерваторы настолько не поняли (и по сей день предпочитают не понимать) его, что убеждены в деструктивно-нигилистической направленности его общественно-публицистических выступлений, в безбожии и сектантстве их автора. Недаром столетнее удержание Толстого в фактическом отлучении от церкви «православных» сопровождается критиками, хотя и более стилистически сдержанными, нежели процитированное выше, но близкими по идеям и скрытой неприязни, а началось, как мы знаем, также с анонимных откровенностей типа: «Теперь ты предан анафеме и пойдёшь по смерти в вечное мучение и издохнешь как собака… анафема ты… старый чёрт… проклят будь» (Толстой Л.Н. Ответ на определение Синода // Толстой Л.Н. Не могу молчать. – М., 1985. – С. 434).

Ещё раз подчеркнём, что и современная, якобы «христианская», путинская Россия изменила только внешний стиль взаимоотношений с Толстым-публицистом (ведь некому уже адресовать ругань и угрозы!), но не характер и содержание «претензий» к великому своему «дьяволу» и «прохвосту» (Там же)...

Неудержимое, почти инстинктивное, искажение защищаемой Толстым истины непротивления как в массовом, так и в научном сознании, отказ от признания социальной значимости евангельского «не противься злому» (Мф, 5, 39), - всё это, как справедливо резюмирует Ю.Н. Давыдов, прискорбнейше свидетельствует о том, что «в России времён “позднего” Толстого уже не представляли, как правило, никакого другого противления злу, кроме насильственного» (Давыдов Ю.Н. Макс Вебер и Лев Толстой // Вопросы литературы. – 1994. - №1. – С.78). Думается, данный вывод автора конца ХХ века справедлив не только для царской России начала прошлого века, но, во многом, и для современного положения дел, и не только в России.

Известно, что сам Л.Н. Толстой в начале ХХв. представлял себе «неизбежный» революционный переворот как религиозное пробуждение сознания трудящихся и эксплуатируемых к жизнепониманию, совместимому с христианством в его истинном, неизвращённом многовековыми толкованиями, значении. А такое понимание себя в отношении к Богу и миру требует только НЕнасильственного сопротивления делателям «злого»: нравственного воздержания от участия в их делах и мирного проповедания им неправды их жизни. О возможности такого характера будущей революции писатель судил, в основном, по многочисленным беседам с умными, нравственными, верующими людьми трудового народа, с которыми имел честь и удовольствие быть знакомым. Всегда упуская из виду первейшую и подлейшую сволочь -- городскую российскую интеллигенцию, Толстой недооценил тот факт, что разум, воля и совесть не только революционных деятелей, но и лучших людей консервативных взглядов были в то время уже отравлены, парализованы языческой, безумной идеей организованного человекоубийства, одоления орудием зла того, что им представлялось «злом». Именно такие люди, верящие в мнимую прогрессивно-движительную роль насилия в истории и в человеческой жизни (а такая вера – опаснее и губительнее, нежели простой атеизм!), были и остаются злейшими врагами и человечества, и религии, и мирной жизни на земле.

« … Волки, зайцы могут жить без религии, - писал Л.Н. Толстой в 1907г., - человек же, имеющий разум, такое орудие, которое даёт ему огромную силу – если живёт без религии, подчиняясь своим животным инстинктам, становится самым ужасным зверем, вредным особенно для себе подобных» (Толстой Л.Н. Полн. собр. соч.: В 90 т. – Т. 37. - С. 357. Далее ссылки на это издание следуют в тексте, с указанием в скобках тома и страницы: 37,357). А годом позже Д.П. Маковицкий зафиксировал следующее суждение великого мыслителя:

«Камень подчиняется закону сцепления частиц и тяготения. Растения в прибавку к этим законам подчиняются закону роста. Животные, кроме этих трёх законов, подчиняются закону взаимного общения. Для человека прибавляется новый закон – закон непротивления злу. Люди, которые не хотят знать этого закона (т.е. сознательно повиноваться ему. – Р.А.), остаются на животной ступени и превращают человеческое общество во что-то уродливое, безобразное» (Маковицкий Д.П. Яснополянские записки // Лит. наследство. – М., 1979. Т. 90. Кн. 3). С. 175 – 176..

Взаимная борьба – закон животной жизни, а не общественной, человеческой, поэтому войны, революционное насилие или судебное преследование людей людьми же оправданы быть не могут (Толстой Л.Н. Путь жизни. – М, 1993. – С. 174). Теория Толстого, по мысли А. Гусейнова, призывает стараться «отделить человека, совершающего зло, от самого зла» (Гусейнов А. Учение Л.Н. Толстого о непротивлении злу насилием // Свободная мысль. -1994. - №6. –С. 81), поняв его заблуждения и соблазны, и искоренять не «злодеев», а эти соблазны и заблуждения в себе и других. Посвятив этому свои силы, всякий истинный борец со злом «увидит перед собой такую огромную деятельность, что никак не поймёт даже, зачем ему для его деятельности выдумка о разбойнике» (Толстой Л.Н. Путь жизни. – Указ изд. – С. 175).

Начиная с трактата 1882-1884 гг. «В чём моя вера?» и вплоть до упомянутой выше книги «Путь жизни» Л.Н. Толстой нигде и ни разу не говорит о неСОпротивлении (= покорности, потакании) злу. Непротивление в толстовской коннотации есть противоположность неСОпротивлению, бессильному смирению со злом. За ним, по выражению Ю.Н. Давыдова, «мощь всего универсума Добра, то есть Бога» (Давыдов Ю.Н. Указ. соч. – С. 99), соединяющая людей для действенного одоления истинных врагов человечества.

«Я говорил, - поясняет Толстой в “Трёх притчах”, - что, по учению Христа, вся жизнь человека есть борьба со злом, противление злу разумом и любовью, но что из всех средств противления злу Христос исключает одно неразумное средство противления злу насилием, состоящее в том, чтобы бороться со злом злом же» (Толстой Л.Н. Три притчи // Толстой Л.Н. Собр. соч.: В 20т., - М., 1964. – Т. 12. – С. 310-311).

«Непротивление злу насилием»,

ненасильственное сопротивление,

сатьяграха -

у этого явления много имён.

Как и почему люди научились побеждать проигрывая?

Антивоенные демонстранты украшают цветами оружие военных, блокирующих подступы к Пентагону.
Арлингтон, США, 1967 год

Одно из первых общественных чувств, появившихся у человека, было чувство справедливости. Это очень важное чувство для коллективного животного: оно помогает группе выжить, стратегически дальновидно распределяя блага и риски между её членами.

И понятиями «честно» и «нечестно» дети до семи лет оперируют куда лучше, чем понятиями «хорошо» и «плохо». Ибо последние в целом являются абстракцией, в то время как справедливость, соответствующая моменту, интуитивно понятна всем, ибо её принципы кроваво ковались миллионами лет эволюции.

Именно поэтому такая простая и понятная вещь, как право сильного, на самом деле совершенно не работает, если мы говорим о людях.

Демонстранты, лежащие в краске, протестуют против саммита НАТО в Лиссабоне. 2010 год

Вот сильный крокодил вполне себе безмятежно закусывает слабым крокодилом, не испытывая никаких неудобств. В человеческом же обществе сплошь и рядом сильный, пытавшийся оттяпать голову ковылявшему мимо слабаку, становился объектом группового недовольства и нередко получал булыжником по тыкве от возмущённой общественности. Многими булыжниками.

Этологических механизмов, которые защищают слабейших и обеспечивают приятные бонусы сильнейшим, опекающим слабых, у нас очень много. И чем сложнее и развитее общество, тем сложнее и интереснее эти механизмы. И тем лучше они работают. В конце концов умение быть униженным и оскорбленным превратилось в мощнейшую силу.

Шествие против принятия законов о ювенальной юстиции. Москва, 2012 год

В судах мы выясняем истину, потрясая своими ущербами. Огромная часть нашего искусства - это рассказы о том, как нам плохо и обидно. Больше половины наших песен - это художественно оформленный плач. Немалая часть людей даже придумала себе униженных, оскорблённых и невинно убиенных богов, которые учили своих последователей терпеть, страдать - и выигрывать.

«Блаженны плачущие , ибо они утешатся » (Матф.5:4)

Неудивительно, что даже в геополитике, консервативнейшей из всех сфер человеческой деятельности, драматическое поражение постепенно стало превращаться в победу, сначала моральную, а потом и куда более реальную.

Лицензия на убийство

Как мы говорили, механизмы сочувствия к потерпевшим мы вынесли ещё с доразумных времён, с течением эпох они только оттачивались. Остались какие-­то совсем дремучие осколки совсем примитивных мифов о том, как сильные герои мучат слабых, но в целом народное мифотворчество ещё тысячи лет назад выковало образ героя, который сражается с могучими и жестокими противниками, защищая слабых. Древнейшие же герои, которые обижали детей и кроличков, обычно превращались в комических и в целом отрицательных персонажей - трикстеров - и добром не кончали.

Даже когда речь шла о царствах и завоеваниях, приходилось соблюдать правила. Ни на одной стеле мы не найдем честного рассказа о том, как Бухурушап Волосатый вытоптал своими боевыми слонами деревушку, в которой жили тридцать тихих и тощих рыбацких семейств, а заодно ещё пнул кроличка. Там всюду будут фигурировать полчища злоумышлявших врагов.

И да, конечно, это был лев.

Конечно, какое-то время спасали боги. На них многое можно было свалить. Если эти зачумленные рыбаки не просто варили свою уху, но еще молились неправильным богам, то они, конечно, заслуживали смерти. В Ветхом завете эта коллизия прекрасно описана в истории царя Саула: царь не послушал пророка и отказался казнить беззащитных пленных амаликитян, за что и получил от Яхве люлей. Потому что воля Бога, конечно, выше любой этики. Бунт против законного властителя, пусть даже этот властитель ежедневно вечеряет детским мясом, тоже рассматривался как вызов Богу, и потому бунтовщика можно было спокойно разорвать на кусочки боевыми слонами, не опасаясь народного недопонимания.

Но как только боги начали сдавать позиции, все стало гораздо сложнее. Уже в XVII веке появляются, например, работы философа Томаса Гоббса, в которых содержится мысль о том, что любой народ обязан восстать против своего суверена, если суверен слишком его притесняет.

Мысль эта была чрезвычайно созвучна каскаду революций, катившихся по Европе, и очень хорошо накладывалась на сознание постхристианской цивилизации. Напудренные головы маркизов летели в корзины под дружное улюлюканье людей, искренне считавших, что всё происходящее на подмостках гильотины справедливо, ибо там наказывают тех, кто обижал слабых.

Принцип неучастия

Индийское восстание 1857 года

Кошмарненькое послевкусие, оставленное Французской революцией, породило новую идею.

«Власть несправедливую и бесчестную свергать можно и нужно, но браться за оружие - это последний шаг, которого нужно как можно дольше избегать».

Полнее всего она была сформулирована в работах американского мыслителя . В 1849 году он опубликовал программное эссе «Гражданское неповиновение» , где и сформулировал «принцип неучастия» - идею индивидуального ненасильственного сопротивления общественному злу.

Костюмированная акция возле офиса «Аэрофлота» в защиту арестованных лидеров профсоюза пилотов. Москва, 2014 год

Конечно, какое-то время работа Торо казалась наивной и идеалистической. Но чем больше человечество смеялось над ней, тем серьёзнее оно над ней задумывалось.

А потом в 1857 году началось восстание наёмников-сипаев в Индии. Справедливости ради отметим, что хороши там были все. И британцы, и индийцы проявляли адскую жестокость друг к другу.

Англичане предавали сипаев казни «дьявольский ветер», привязывая их к жерлам пушек; сипаи в ответ вырезали жен и детей британцев самыми неаппетитными способами.

Протестант перед танками на проспекте Вечного Спокойствия в Пекине. 1989 год

И так как именно с этим периодом совпал серь­езнейший рост роли прессы, выяснилось, что общественное мнение как-то очень склонно сочувствовать тем, кто пострадал больше. Когда в британских лордов, совершавших оздоровительное турне по Альпам, начинали плевать местные мальчишки, а хозяева гостиниц перестали находить для них свободные комнаты, стало понятно, что для победы нужно не только победить, но и как следует пострадать. И английские газеты запестрели описаниями зверств темнокожих дьяволов - описаниями, которые раньше как-то не очень одобрялись, ибо воспринимались подрывающими боевой дух нации. С тех пор, пожалуй, у британцев и вошло в обычай больше всего гордиться своими поражениями, воспевать самые трагические страницы своей истории и ставить памятники в честь разгромов своей армии и потопления своих кораблей.

Они первыми поняли, что именно такие вещи воспламеняют патриотизм сильнее, чем победные реляции, бравые марши и пышные монументы в честь одержанных побед.

Размышления Генри Торо

1 Истинный патриот не может быть равнодушен к злу, которое совершается в его стране.

2 Если ты понимаешь, что какой-то закон преступен и несправедлив, ты не должен его выполнять.

3 Никаких «закон суров, но это закон» для патриота нет, ибо патриот общественное благо и справедливость ценит выше заданных программ.

4 Патриот должен быть готов пострадать за свои убеждения. Но без насилия, ибо насилие превращает его в реального преступника и, таким образом, унижает идею, которую он отстаивает.

5 Патриот должен публично заявить, что он считает данный закон злом, и категорически отказаться его выполнять. Да, его могут оштрафовать. Посадить в тюрьму. Даже убить. Но его страдание за правду неизбежно привлечет к идее сочувствие в обществе, и на место каждого погибшего борца за истину встанут десять его последователей… Всех, словом, не пересажаете.

Непротивленцы в России

И вот идеи Торо поползли по миру.

В России ими глубоко проникся Лев Толстой, породивший целое движение «непротивленцев».

«Нужно понимать, что непротивленцев одинаково презирали и цепные псы царского режима, и дьяволы со взрывательными машинками в преступных руках. Страдать русский народ, может, и привык, но страдание с фигой в кармане было на тот момент слишком свежей для него мыслью »

Толстой, правда, предпочитал рассуждать о непротивлении злу насилием на частном уровне человеческих взаимоотношений, но его последователи смотрели на вещи шире. Идеи Торо в переосмыслении Толстого стали особо популярны среди интеллигенции, но нашли определенный отклик и у трудового народа. Студенты выражали свой протест сходками, писатели - текстами, рабочие - забастовками.

************************************************************************

Имперская администрация среагировала на все это самым идиотским способом - насилием.

Студентов ссылали в солдаты, писателей отправляли в места отдаленные, рабочих и крестьян секли, а с появлением Столыпина и вешали. Власти в упор не умели отличать террористов от несогласных и вгрызались всем в глотки скопом. В результате естественной механической логики недовольных становилось всё больше, ибо трудно благостно взирать на мир, если твоего младшего сына выгнали из гимназии за непочтительное шмыганье носом рядом с портретом его величества, а старшего повесили за то, что он ухаживал за девушкой, собиравшейся кинуть бомбу в генерал-губернатора.

Апофеозом этого безумия стало, конечно, Кровавое воскресенье, когда власти не придумали ничего умнее, чем начать стрелять в народ, тащившийся к царю на поклон с иконами и робкой петицией. Сотня тел, легших в те дни на мостовые Питера, стала идеальным моральным оправданием для воронки насилия, захватившей десятилетия.

Как умучить власть по-хорошему

В ставшей руководством мирных протестантов книге «Политика ненасильственных действий» Джина Шарпа , выпущенной в 1973 году, содержится 198 способов троллить власть и подгрызать ее основание. Но в целом все рекомендации можно сократить до 30 основных.

1. Публичные выступления.

2. Письма протеста или поддержки.

3. Создание лозунгов, карикатур и символов, тиражирование их.

4. Раздача листовок, памфлетов, развешивание плакатов, нанесение надписей на стенах и мостовых.

5. Публикации в прессе, написание книг.

6. Сатирические награждения защитников власти.

7. Пикетирование.

8. Проведение самостоятельных опросов и референдумов.

9. Ношение символов.

10. Публичные молитвы.

11. «Преследование по пятам» официальных лиц.

12. Марши, парады, демонстрациии, автоколонны, символические похороны свободы, экономики, прав и т. д.

13. Проведение встреч и семинаров.

14. Молчание при контакте с официальными лицами.

15. Отказ от наград и титулов.

16. Отказ от общения с активными сотрудниками режима.

17. Бойкот товаров.

18. Бойкот праздничных общественных мероприятий.

19. Приостановление членства в общественных организациях.

20. Забастовки.

21. Отказ выходить из дома.

22 Эмиграция в знак протеста.

23. Массовый отказ от уплаты налогов, арендной платы, услуг ЖКХ, банковских кредитов.

24. Массовое снятие банковских вкладов.

25. Отказ от службы в армии, от выполнения долга присяжного.

26. Отказ принять назначение официальных лиц, неисполнение их распоряжений.

27. Голодовка.

28. Блокировка дорог.

29. Блокировка входов в правительственные знания.

30. Демонстративное самоубийство.

Как Махатма принца обидел

Куда более успешно «принцип неучастия» сработал в Индии, где его главным проповедником стал Махатма Ганди.

Индийцы любили восставать против англичан, и каждый раз это было кровавое и безнадёжное дело. Причем ещё и не добавлявшее мировых симпатий угнетённым народам Индии, потому что портреты маленьких дочек скромного английского миссионера, лежащих на залитой кровью веранде, увитой бугенвиллеями и окружённой угрюмыми бородачами в тюрбанах, были весьма суровым аргументом в пользу креста белого человека.

Джон Леннон и Йоко Оно во время семидневной акции «Не встанем с постели во имя мира». Отель «Хилтон», Амстердам, 1969 год

Мохандас Ганди, будучи человеком начитанным, был хорошо знаком с идеями Торо и Толстого и счёл, что для Индии они подойдут как нельзя лучше. Начатое им движение ненасильственного сопротивления, сатьяграха, надо признать, тоже не было особо успешным.

Да, индийцы охотно отказались пользоваться английскими товарами, разорив таким образом множество британских фабрикантов. Они не платили налоги и гордо шли за это в тюрьму. В 1921 году они не вышли встречать принца Уэльского, приехавшего улучшать дружеские отношения между странами, и ошеломленный принц вынужден был ехать по абсолютно пустым улицам Бомбея, Калькутты и Аллахабада. Местное начальство как-то не догадалось забить улицы врачами, учителями и сотрудниками ЖЭКов, так что вышел пренеприятнейший конфуз.

Апофеозом сатьяграхи Ганди стал, конечно, Соляной поход 1930 года -

массовые ненасильственные выступления индийцев против британских монополий.

Вот как описывает этот поход в своей работе «Искусство сатьяграхи» С. В. Девяткин, научный директор Новгородского межрегионального института общественных наук:

«События в округе Дхаршана являются выразительным примером того, что действия сатьяграхов не были вынужденными, но диктовались свободным выбором принять страдания ради своего дела. Жители округа собирались занять соляные варницы, принадлежавшие англичанам.

Полиция заблокировала вход.

В руках у полицейских были «латхи» - длинные деревянные палки с металлическими набалдашниками. Демонстранты построились в колонну на дороге перед входом в варницы. Первая шеренга двинулась вперед, на полицейский кордон. Сближение. На головы и плечи людей обрушились латхи. Все сбиты с ног. В крови и пыли их оттаскивают к перевязочному пунк­ту, развернувшемуся неподалеку. На место упавших подходит вторая шеренга. Удары дубинок в голову, грудь, живот. Никто из демонстрантов не пытается сопротивляться, не отвечает даже угрозой, не пытается уклониться от ударов. Они молча принимают их на себя, пока в состоянии стоять на ногах. И эта группа сбита. Подходит третья.

Присутствуют корреспонденты: некоторые не в силах выносить подобного зрелища и отворачиваются.

Шеренга за шеренгой индийцы молча пытаются пройти в ворота. Град ударов. Люди даже не поднимают рук - естественный рефлекс, чтобы защититься. Они идут и идут на место упавших, пока все участники демонстрации не прошли палочную «обработку». Наверное, европейцам эта бойня чем-то напоминала театр абсурда».

И все же сатьяграха не стала успешным проектом.

Ганди не мог контролировать людей, откликнувшихся на его призыв, а люди не всегда могли контролировать себя. Сплошь и рядом они рвались в бой - калечили солдат, убивали полицейских, жгли магазины и разрушали дома. Взамен их вешали.

Круговорот насилия так и остался неразорванным, Ганди отказался от сатьяграхи, объявив её преждевременной.

Вскоре Британия, повинуясь глобальным геополитическим изменениям, сама ушла из Индии, как и из большинства своих колоний.

А Ганди был убит фанатиками.

Современная концепция гражданского неповиновения получила развитие во второй половине ХХ века во многом именно под влиянием идей и политического опыта М.Ганди. Надо сказать шире, эксперименты Ганди с сатьяграхой дали импульсы, не всегда прямые, изменениям в общей теории власти, политической борьбы, социальных реформ и социальной организации, социальной и моральной справедливости. Концепция гражданского неповиновения является одной из них. В свете концепции гражданского неповиновения, важность вклада Ганди определялась демонстрацией потенциала метода несотрудничества в противостоянии и сопротивлении колониальному режиму.

Прежде всего, интересно выделить те черты в опыте Ганди, которые коррелируют с ролзовским описанием гражданского неповиновения. Они заключаются в следующем:

1) Акции гражданского неповиновения должны быть сознательными. То есть гражданин признает свою виновность в неподчинении закону и подтверждает свою осведомленность относительно того, что, согласно действовавшему Уголовному кодексу, его поступок подлежит наказанию.

2) Акции неповиновения должны быть принципиальными. Человек заявляет о своей законопослушности, однако выполнение этих законов противоречат его чувству долга, и он отказывается исполнить, следуя голосу своей совести.

3) Акции неповиновения должны быть публичными и прозрачными для власти, они открыты в особенности для тех, против кого они направлены.

4) Акции неповиновения должны быть выражением ненасильственного сопротивления.

5) Гражданское неповиновение находит оправдание в намерении противостоять нарушению законных интересов и прав людей или предотвратить их возможное нарушение.

Ганди не является автором идеи ненасилия. Ему не принадлежит безусловная заслуга перевода этой идеи в социально-политический контекст. Действительное социальное открытие, если не изобретение, Ганди заключается в том, что он по сути дела первым перевел эту идею на язык техники социально-политической борьбы. Он сделал ненасильственную борьбу массовой и успех этой борьбы поставил в зависимость от того, насколько полно и последовательно участвуют в ней простые люди, оставаясь самими собой: не порывая со своей средой, не бросая свои семьи, не отказываясь от своих интересов.

***************************************************************************************************

Мартин Лютер - король

Но где блистательно сработали идеи Торо - это, конечно, в деле борьбы с сегрегацией в южных штатах США.

Эти идеи последовательно и неуклонно проводил в жизнь лидер американских чернокожих - священник Мартин Лютер Кинг. Чернокожие мятежники ненавидели его чуть ли не больше, чем белокожие расисты, но Мартин Лютер упрямо и твердолобо шёл по выбранному пути.

Он понимал, что двенадцать процентов цветного населения, даже вооружившись до зубов и преисполнившись готовностью умереть за свободу, ничего не смогут добиться силой.

Стало быть, надо демонстрировать полное и окончательное бессилие.

Пусть собратья презрительно обзывают его «дядей Томом» и «хорошим негром». Он будет идти по пути непротивления злу насилием. Он будет призывать сестёр и братьев неуклонно настаивать на своих правах и терпеть последствия не защищаясь. Подставлять головы под дубины, сердце - под свинец, а шею - под петлю.

И пусть весь мир глядит на хижины в огне, на белые капюшоны куклуксклановцев, на повешенных подростков, на студентов, забитых до смерти, на фотографии маленькой девочки, чье белое платье испачкано кровью и нечистотами - так местные защитники расовой чистоты воспитывали ребенка, который просто хотел пойти учиться в школу…

Сидячие забастовки и демонстрации были единственным оружием сторонников Кинга.

И они оказались действенным оружием. Можно арестовать десять чернокожих за то, что они посмели сесть на места для белых. Можно арестовать тысячу. Но ты не можешь арестовать сотни тысяч людей, половина из которых - это белые, стоящие рядом с протестующими и держащие плакаты в их поддержку. Один за другим сегрегационные законы отменялись в южных штатах.

Мартин Лютер взывал к совести, а совесть, что бы там ни думали граждане, её лишённые, - это очень мощный аппарат воздействия.

В чём-то он хуже плети. Его речи-­проповеди приходили слушать сотни тысяч людей - и чёрных, и белых. Он получил Нобелевскую премию мира. Он стал символом при жизни. И когда в 1968 году позвоночник Мартина Лютера Кинга пронзила пуля из снайперской винтовки расиста Джеймса Эрла Рэя, на землю Кинг падал победителем.

Отныне расистская риторика и соответствующие взгляды в США подавляющим большинством людей воспринимались однозначной мерзостью. Сегрегационные законы были полностью отменены в считаные месяцы после гибели Кинга.

Ненасилие сегодня

В странах, по тем или иным причинам не вышедших из тинейджерского возраста, насилие по-прежнему является наиболее быстрым и наиболее недальновидным способом решения проблем (хотя и здесь ситуация потихоньку меняется ).

Сегодняшнее же развитое, взрослое общество(?) нетерпимо к насилию настолько, что принцип ненасильственного сопротивления в таких странах превратился в абсолютное оружие покруче атомной бомбы.

Симпатии всегда будут на стороне слабого и больше пострадавшего, сколь бы блистательно ни был неправ этот пострадавший изначально. Что, впрочем, естественно для повзрослевшего общества.

Умение терпеть и не давать сдачи слабому - это совершенно взрослая добродетель.

Замечательный писатель, Лев Толстой был еще и глубоким, прони­цательным мыслителем. Он развивал основные идеи греческих филосо­фов, нравственные идеи христианства и моральную философию Канта. Основной вопрос Толстого: как разорвать замкнутый круг насилия - вечный принцип человеческого существования. Все вокруг построено на насилии: государство осуществляет насилие над своими подданными и ведет войны против других государств, родители подавляют своих детей, учителя - учеников и т.д. и т.п.

На насилие люди отвечают также насилием - угнетенные подни­маются на восстание и опять творят насилие. Если насилие иногда и защищало жизнь и спокойствие людей, то много чаще, напротив, стано­вилось причиной величайших бедствий. И Толстой пришел к мысли, что надо возродить основной принцип христианской религии - непро­тивление злу насилием.

Если не отвечать насилием на насилие, прощать и даже полюбить врагов своих (подняться над обидами и оскорблениями), что может сде­лать только очень сильный человек, то прервется порочный замкнутый круг непрерывного насилия, творимого в истории. Вообще христиан­ская религия - это религия сильных людей.

Есть два источника насилия в мире - государственная власть и ре­волюционеры, которые с ней борются. Власть - это всегда насилие. Существуют суд, прокуратура, тюрьмы, лагеря, но от этого не становит­ся меньше преступников или недовольных. Человек, совершивший пре­ступление, уже наказан тем, что нарушил человеческий закон. А если он не испытывает мук совести, не наказывает сам себя, то сажать его в тюрьму бесполезно, она только еще больше его озлобит. Вообще, счи­тал Толстой, люди живут в относительном спокойствии, не бросаются друг на друга, не убивают и не режут не потому, что есть суды и тюрь­мы, а потому что люди еще любят и жалеют друг друга.

Второй источник насилия - революционеры. Эти люди знают, как нужно устроить общество, в котором все будут счастливы, и потому готовы положить собственные жизни и заодно миллионы чужих для осуществления своих идей. Обычный человек не знает, что с ним будет завтра, как сложится его жизнь через год, а революционеры знают, как устроится жизнь целого народа через десятилетия. И в ответ на государ­ственное насилие устраивают новое насилие, и снова текут реки крови, и снова страдают люди, а счастливое будущее не наступает и не наступит.

«Дошло до того, - писал Л. Толстой в статье «Не убий никого», - что если бы теперь дать в России всем людям возможность убивать всех тех, кого они считают для себя вредными, то почти все русские люди поубивали бы друг друга: революционеры всех правителей и капитали­стов, правители и капиталисты - всех революционеров, крестьяне - всех землевладельцев, землевладельцы - всех крестьян и т.д.».

Государство и не боится революционеров, оно знает, как с ними бороться. Оно боится других людей - тех, кто не хочет участвовать в насилии, тех, которым ничего не нужно: ни богатства, ни славы, ни положения. Эти люди не хотят делать карьеру в государстве, потому что она развращает человека, не хотят делать революции, потому что революции не уничтожают насилия, а порождают его в еще большем объеме.

Толстой призывал: не отвечайте насилием на насилие, не служите государству, не служите в армии, полиции, на таможне, не принимайте и участия в вооруженной борьбе против государства. Насилие порожда­ет только насилие и ничего больше. Единственный выход - моральное самоусовершенствование. Начните с себя. Не поддавайтесь соблазнам мира: карьере, деньгам, власти, ибо опять окажетесь во власти насилия и будете его проводниками. Приучите себя любить ближних, какими бы плохими они вам ни казались, изгоняйте из своего сердца ожесточение. Другого пути преобразовать мир нет и не будет.

До тех пор, пока люди будут неспособны устоять против соблазнов страха, одурения, корысти, честолюбия, тщеславия, порабощающих одних и развращающих других, они всегда будут складываться в обще­ство насилующих и обманывающих и насилуемых и обманываемых. Чтобы этого не было, каждому человеку нужно сделать нравственное усилие над самим собой.

Многие критиковали Толстого за утопизм и романтические мечта­ния, но последователь Толстого Махатма Ганди, проникнувшись идея­ми своего учителя, призвал индийцев не бороться с английскими коло­низаторами, а просто не участвовать во власти: не служить англичанам, не платить подати, не работать в администрации. И власть англичан, не один век правивших Индией, рухнула в несколько лет. Это удивитель­ный образец жизненности толстовского учения.

Другой пример - толстовские коммуны , которые в 1910- 1920-х годах приобрели большое распространение и в России, и во всем мире. Коммунары вместе работали , одинаково получали за свой труд, в ком­мунах было полное равенство членов, дети воспитывались в собствен­ных школах, ибо в государственных школах, по мнению толстовцев, с детства прививается вкус к насилию. Землю обрабатывали в основном ручным трудом, чтобы избегать насилия и над природой. Это был очень интересный опыт поиска новых путей человеческого общежития, где регулирующим принципом были любовь, уважение всех членов группы друг к другу. Когда началась коллективизация, толстовское движение в России было уничтожено, поскольку коммунары отказывались участво­вать в насаждаемых силой колхозах.

Сколько было насмешек, иронии, даже издевательств над учением Толстого, но вряд ли человечество может предложить что-нибудь дру­гое, кроме морального самосовершенствования, воспитания взаимного уважения и терпимости. Недаром в политике все больший вес приобре­тают идеи ненасильственного мира.

Пока идеи Толстого остаются только романтическим идеалом, а не средством практического изменения жизни, насилие будет оставаться основным фактором, определяющим нашу жизнь. Статья «Не убий ни­кого» написана под влиянием событий 1907-х годов, но ее идеи акту­альны и сегодня, словно Толстой обращается не к своим современни­кам, а к нам: «В русском народе происходит теперь напряженная борьба двух самых противоположных свойств человека: человека-зверя и человека-христианина. Русскому народу предстоят теперь два пути: один тот, по которому шли и идут европейские народы: насилием бороться с насилием, побороть его и насилием же установить и стараться поддер­живать, такой же, как и отвергнутый, насильственный порядок вещей.

Другой же - тот, чтобы, поняв то, что соединение людей насилием может быть только временным, но что истинно соединить людей может только одно и то же понимание жизни и вытекающий из него закон, - исключающий, во всяком случае, разрешение убийства человеком чело­века, уяснить себе это понимание жизни и на нем, только на нем, а не на насилии, основать свою жизнь и свое единение».

1. Почему высшими ценностями являются добро, совесть, справедливость, честь, долг, счастье человека.

2. Почему нравственный принцип непременно должен воплощаться в общественной деятельности?

3. Чем мораль отличается от других форм общественного сознания?

4. Чем этика ученых отличается от этики обычного человека?

5. В чем проявляется мечтательность моральных законов Канта?

6. В чем по Достоевскому заключается природа зла?

7. Что понимает Л. Толстой под непротивлением злу?

Похожая информация.

ГЛАВА V

Непротивление злу насилием

Заповеди мира, данные Христом. Главная причина отсталости человечества на пути нравственного усовершенствования. Сущность учения о непротивлении злу насилием. Пассивное сопротивление. К вопросу о свободе воли.

Все учение Христа состоит в том, чтобы дать Царство Бога - мир - людям. В нагорной проповеди, в беседе с Никодимом, в послании учеников, во всех поучениях своих Он говорит только о том, что разделяет людей и мешает им быть в мире и войти в Царство Бога. Все притчи суть только описания того, что есть Царство Бога и что только любя братьев и будучи в мире с ними, можно войти в него.

Заповеди мира, данные Христом, простые, ясные, предвидящие все случаи раздора и предотвращающие его, открывают это Царство Бога на земле. Этих заповедей пять, и ими-то должны руководствоваться люди в своих взаимных отношениях.

Первая заповедь говорит: будь в мире со всеми, не позволяй себе считать другого человека ничтожным или безумным {Мф. V , 22). Если нарушен мир, то все силы употребляй на то, чтобы восстановить его. Служение Богу есть уничтожение вражды (Мф. V , 23--24). Мирись при малейшем раздоре, чтобы не потерять истинной жизни 1 . Идеал состоит в том, чтобы не иметь зла ни на кого, не вызывать недоброжелательства ни в ком, любить всех; заповедь же, указывающая степень, ниже которой вполне возможно не спускаться в достижении этого идеала, в том, чтобы не оскорблять людей словом 2 .

В этой заповеди сказано все; но Христос предвидит соблазны мира, нарушающие мир между людьми, и дает вторую заповедь против соблазна половых отношений, нарушающего мир. Не смотри на красоту плотскую как на потеху, вперед избегай этого соблазна (Мф. VI , 28--30); бери муж одну жену, и жена одного мужа, и не покидайте друг друга ни под каким предлогом (Мф. V , 32) 3 . Идеал --полное целомудрие даже в мыслях; заповедь, указывающая степень достижения, ниже которой вполне возможно не спускаться - чистота брачной жизни, воздержание от блуда 4 .

Другой соблазн - это клятвы, вводящие людей в грех. Знай вперед, что это зло, и не давай никаких обетов (Мф. V , 34-- 37) 5 . Не присягай никогда никому ни в чем. Всякая присяга вымогается от людей для зла 6 . Ведь если учение Христа в том, чтобы исполнять всегда волю Бога, то как же человек может клясться, что он будет исполнять волю человека? Воля Бога может не совпасть с волею человека 7 . Идеал - не заботиться о будущем, жить настоящим часом; заповедь, указывающая степень достижения, ниже которой вполне возможно не спускаться - не клясться, вперед не обещать ничего людям 8 .

Третий соблазн - это месть, называющаяся человеческим правосудием; не мсти и не отговаривайся тем, что тебя обидят - неси обиды, а не делай зла за зло (Мф. V , 38--42) 9 . Идеал - никогда ни для какой цели не употреблять насилия; заповедь, указывающая степень, ниже которой вполне возможно не спускаться,-- не платить злом за зло, терпеть обиды 10 .

Четвертый соблазн - это различие народов - вражда племен и государств. Знай, что все люди - братья и сыны одного Бога, и не нарушай мира ни с кем во имя народных целей (Мф. V , 43--48) 11 . Идеал - любить врагов, ненавидящих нас; заповедь, указывающая степень достижения, ниже которой вполне возможно не спускаться,--не делать зла врагам, говорить о них доброе, не делать различия между ними и своими согражданами 12 .

При исполнении этих заповедей жизнь людей будет то, чего ищет и желает всякое сердце человеческое. Все люди будут братья, и всякий будет всегда в мире с другими, наслаждаясь всеми благами мира тот срок жизни, который уделен ему Богом. Перекуют люди мечи на орала и копья на серпы. Будет то Царство Бога, царство мира, которое обещали все пророки, которое близилось при Иоанне Крестителе и которое возвещал и возвестил Христос 13 . И, однако, заповеди эти не только не составляют учения и не исчерпывают его, но составляют только одну из бесчисленных ступеней его в приближении к совершенству. За этими заповедями должны и будут следовать высшие и высшие по пути совершенства, указываемого учением 14 .

Еще до христианского учения, среди, разных народов был выражен и провозглашен высший, общий всему человечеству религиозный закон, состоящий в том, что люди для своего блага должны жить не каждый для себя, а каждый для блага всех, для взаимного служения. Этот закон выражен в буддизме, в учениях Исайи, Конфуция, Лаотзе, стоиков. Закон был провозглашен, и те люди, которые знали его, не могли не видеть всей его истинности и благотворности. Но установившаяся жизнь, основанная не на взаимном служении, а на насилии, до такой степени проникла во все учреждения и нравы, что, признавая благотворность взаимного служения, люди продолжали жить по законам насилия, которое они оправдывали необходимостью угрозы, возмездия. Им казалось, что без угрозы и возмездия злом за зло общественная жизнь невозможна. Одни люди брали на себя обязанности для установления благоустройства и исправления людей применять законы, т. е. насилия, и повелевали, другие повиновались. Но повелевающие неизбежно развращались той властью, которой они пользовались. Будучи же сами развращены, они, вместо исправления людей, передавали им свой разврат. Повинующиеся же развращались участием в насилиях власти, подражанием властителям и рабской покорностью.

Тысяча девятьсот лет тому назад появилось христианство. Оно с новой силой подтвердило закон взаимного служения и сверх того разъяснило причины, по которым закон этот не исполнялся. Христианское учение с необыкновенной ясностью показало, что причиной этого было ложное представление о законности, необходимости насилия как возмездия. И, с разных сторон разъяснив незаконность, зловредность возмездия, оно показало, что главное бедствие людей происходит от насилий, которые, под предлогом возмездия, производятся одними людьми над другими. Христианское учение показало не только несправедливость, но зловредность возмездия, показало, что единственное средство избавиться от насилия есть покорное, без борьбы перенесение его 15 . Положение о непротивлении злу насилием есть положение, связующее все учение в одно целое, но только тогда, когда оно не есть изречение, а есть правило, обязательное для исполнения, когда оно есть закон 16 .

Учение это было ясно выражено и установлено. Но ложное понятие о справедливости возмездия, как необходимого условия жизни людей, так укоренилось и так много людей не знало христианского учения или знало его только в извращенном виде, что люди, принявшие закон Христа, продолжали жить по закону насилия. Руководители людей христианского мира думали, что можно принять учение взаимного служения без учения о непротивлении, составляющего замок (в смысле свода) всего учения о жизни людей между собой. Принять же закон взаимного служения, не приняв заповеди непротивления, было все равно, что, сложив свод, не укрепить его там, где он смыкается. Люди христиане, воображая, что, не приняв заповеди непротивления, они могут устроить жизнь лучше языческой, продолжали делать не только то, что делали нехристианские народы, но и гораздо худшие дела, и все больше и больше удалялись от христианской жизни. Сущность христианства, вследствие неполного принятия его, все больше и больше скрывалась, и христианские народы дошли, наконец, до того положения, в котором находятся теперь, а именно - до превращения христианских народов во вражеские войска, отдающие все свои силы на вооружения друг против друга и готовых всякую минуту растерзать друг друга; - и дошли до того положения, что не только вооружились друг против друга, но вооружили и вооружают против себя и ненавидящие их и поднявшиеся против них нехристианские народы; дошли, главное, до полного в жизни отрицания не только христианства, но какого бы то ни было высшего закона 17 .

Вопрос о противлении или непротивлении злу насилием возник тогда, когда появилась первая борьба между людьми, так как всякая борьба есть ничто иное, как противление насилием тому, что каждый из борющихся считает злом. До учения Христа людям представлялось, что есть только один способ разрешения борьбы - посредством противления злу насилием, и так и поступали, стараясь при этом каждый из борющихся убедить себя и других в том, что то, что каждый считает злом, и есть действительное, абсолютное зло. И для этого с древнейших времен люди стали придумывать такие определения зла, которые были бы обязательны для всех. И за такие определения зла, обязательные для всех, выдавались то постановления законов, которые, предполагалось, были получены сверхъестественным путем, то веления людей или собрания людей, которым приписывалось свойство непогрешимости. Люди употребляли насилие против других людей и уверяли себя и других, что насилие это они употребляли против зла, признанного всеми. Но чем дальше жили люди, чем сложнее становились их отношения, тем более становилось очевидным, что противиться насилием тому, что каждым считается злом - неразумно, что борьба от этого не уменьшается и что никакие людские определения не могут сделать того, чтобы то, что считается злом одними людьми, считалось бы таковым и другими. Тогда-то и было проповедуемо Христом его учение, состоящее не в том только, что не надо противиться злу насилием, а учение о новом понимании жизни, частью или - скорее - приложением которого к общественной жизни и было учение о средстве уничтожения борьбы между всеми людьми не тем, чтобы обязать только одну часть людей без борьбы покоряться тому, что известными авторитетами будет предписано им, а тем, чтобы никому, следовательно и властвующим (и преимущественно им), не употреблять насилия ни против кого, ни в каком случае 18 .

"Вы слышали, что сказано древним: око за око, зуб за зуб. А я говорю вам: не противься злому, но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую, и кто захочет судиться с тобой и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду, и кто принудит тебя идти с ним одно поприще, иди с ним два. Просящему у тебя дай, и "от хотящего занять у тебя не отвращайся".

Учение это указывало на то, что если судьей того, в каких случаях допустимо насилие, будет человек, совершающий его, то не будет пределов насилию, и потому, чтобы его не было, надо, чтобы никто ни под каким предлогом не употреблял Насилия, в особенности же под самым употребительным предлогом возмездия. Учение это подтверждало ту простую, само собой понятную истину, что злом нельзя уничтожить зло, что единственное средство уменьшения зла насилия - это воздержание от насилия 19 . Как огонь не тушит огня, так зло не может потушить зла. Только добро, встречая зло и не заражаясь им, побеждает зло 20 . Только одно непротивление прекращает зло, помещает его в себе, нейтрализует его, не позволяет ему идти дальше, как оно неизбежно идет подобно передаче движения упругими шарами, если только нет той силы, которая поглощает его 21 . То, что это так, есть в мире души человека такой же непреложный закон, как закон Галилея в астрономии, но более непреложный, более ясный и полный 22 .

Мало того, что христианское учение показывало, что мщение и воздаяние злом за зло невыгодно и неразумно, увеличивая зло,-- оно показывало и то, что непротивление злу насилием, перенесение всякого насилия без борьбы с ним было единственное средство достижения той истинной свободы, которая свойственна человеку. Учение показывало, что как только человек вступал в борьбу с насилием, он этим самым лишал себя свободы, так как, допуская насилие для себя против других, он этим самым допускал насилие и против себя, и потому мог быть покорен тем насилием, с которым боролся; и если даже оставался победителем, то, вступая в область внешней борьбы, был всегда в опасности в будущем быть покоренным более сильным. Учение это показывало, что свободен может быть только человек, целью своей ставящий исполнение высшего, общего всему человечеству закона, для которого не может быть препятствий. Оно показывало, что единственное средство как для уменьшения в мире насилия, так и для достижения полной свободы, есть только: покорное, без борьбы перенесение какого бы то ни было насилия. Христианское учение провозглашало закон полной свободы человека, но при необходимом условии подчинения высшему закону, во всем его значении.

"И не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить; а бойтесь более того, кто может и душу и тело погубить в геенне" 23 .

Закон непротивления злу насилием до такой степени вечен, что если и есть в исторической жизни движение вперед К устранению зла, то только благодаря тем людям, которые так поняли учение Христа и которые перенесли зло, а не сопротивлялись ему насилием 24 .

Но положим, что насилие и убийство возмутило вас и вы увлеклись естественным чувством, положим - стали противодействовать насилию и убийству насилием и убийством. Такая деятельность, хотя и близкая к животной, и неразумная, не имеет в себе ничего бессмысленного и противоречивого; но как только правительства или революционеры хотят оправдать такую деятельность разумными основаниями, тогда является ужасающая бессмысленность, и необходимо нагромождение софизмов, чтобы не видна была бессмысленность такой попытки. Оправдания такого рода всегда основываются на предположении того воображаемого разбойника, не имеющего в себе ничего человеческого, который убивает и мучает невинных, и этот-то воображаемый зверь, как будто находящийся постоянно в процессе убивания невинных, и служит основанием рассуждений всех насильников о необходимости насилия; но ведь такой разбойник есть самый исключительный, редкий и даже невозможный случай; многие люди могут прожить сотни лет, никогда не встретив этого фиктивного разбойника в процессе совершения своего преступления. Зачем же я буду правило своей жизни основывать на этой фикции?

Рассуждая о жизни, мы видим, напротив, что самые жестокие дела, как побоища людей, динамиты, виселицы, гильотины, одиночные тюрьмы, собственность, суды, власть и все ея последствия, все происходят не от воображаемого разбойника, а от тех людей, которые основывают свои правила жизни на нелепой фикции воображаемого зверя-разбойника. Так что человек, рассуждающий о жизни, не может не видеть, что причина зла людей никак не лежит в воображаемом разбойнике, а в заблуждениях его собственных и других людей 25 .

Но что же делать? Выхода как будто нет никакого.

И действительно, для нерелигиозных людей нет и не может быть из этого положения никакого выхода: люди, принадлежащие к высшим правящим классам, если и будут притворяться, что озабочены благом народных масс, никогда серьезно не станут (они и не могут этого делать) уничтожать того одурения и порабощения, в которых живут массы и которые дают им возможность властвовать над ними. Точно так же и люди, принадлежащие к порабощенным, тоже, руководствуясь мирскими целями, не могут желать ухудшить свое и так тяжелое положение борьбою с высшими классами из-за обличения ложного учения и проповедания истинного. Ни тем, ни другим незачем это делать, и если они умные люди - они никогда не станут делать этого.

Но не то для людей религиозных, тех религиозных людей, которые, как бы ни было развращено общество, всегда блюдут своей жизнью тот священный огонь религии, без которого не смогла бы существовать жизнь человеческая. Бывают времена (таково наше время), когда людей этих не видно, когда они, всеми презираемые и унижаемые, безвестно проводят свои жизни, как у нас - в изгнании, тюрьмах, дисциплинарных батальонах; но они есть, и ими держится разумная жизнь человеческая. И эти-то религиозные люди, как бы мало их ни было, одни могут разорвать и разорвут тот заколдованный круг, в котором закованы люди. Люди эти могут сделать это, потому что все невзгоды и опасности, препятствующие мирскому человеку идти против существующего строя жизни, не только не существуют для религиозного человека, но усиливают его рвение в борьбе с ложью и в исповедании словом и делом того, что он считает божеской истиной. Если он принадлежит к правящим классам, он не только не захочет скрывать истину ради выгод своего положения, но, напротив, возненавидя эти выгоды, все силы души своей употребит на освобождение себя от этих выгод и на проповедание истины, так как у него в жизни уже не будет иной, кроме служения Богу, цели. Если же он принадлежит к порабощенным, то, точно так же, отказавшись от общего людям в его положении желания улучшить условия своей плотской жизни, такой человек не будет иметь другой цели, кроме исполнения воли Бога обличением лжи и исповеданием истины, и никакие страдания и угрозы не могут уже заставить его перестать жить сообразно с тем единым смыслом, который он признает в своей жизни 26 . Ибо для того, чтобы избавиться от зла, надо бороться не с последствиями его: злоупотреблениями правительства и захватами и грабежами соседних народов, а с корнем зла, с тем ложным отношением, в котором находится народ к человеческой власти. Признает народ человеческую власть выше Бога, выше Его закона, и народ всегда будет рабом и тем более рабом, чем сложнее будет то устройство власти (как конституционное), которое он учредит и которому подчинится. Свободен может быть только тот народ, для которого закон Бога есть единый высший закон, которому должны быть подчинены все другие 27 .

"Но все это общие рассуждения. Допустим, что я верю в закон любви", скажут на это. "Что делать мне, Ивану, Петру, Марье, каждому человеку, если он признает справедливость того, что человечество дожило до необходимости вступления на новый путь жизни? Что делать мне, Ивану, Петру, Марье, для того, чтобы уничтожилась дурная жизнь, основанная на насилии, и установилась бы добрая жизнь по любви? Что именно надо делать мне, Ивану, Петру, Марье, для того, чтобы содействовать этому перевороту?"

Вопрос этот, несмотря на то, что он кажется нам столь естественным, так же странен, как странен был бы вопрос человека, губящего свою жизнь пьянством, игрой, распутством, ссорами, который бы спрашивал: что мне делать, чтобы улучшить свою жизнь? Ответ на вопрос о том, что надо делать человеку, осуждающему существующее устройство жизни и желающему изменить и улучшить его, ответ простой, естественный и один для каждого, не одержимого суеверием насилия человека - такой:

Первое: перестать самому делать прямое насилие, а также и готовиться к нему. Второе: не принимать участия в каком бы то ни было насилии, делаемом другими людьми, и также в приготовлениях к насилию. Третье: не одобрять никакое насилие.

Не делать самому прямого насилия, значит: не хватать никого своими руками, не бить, не убивать, не делать этого для своих личных целей, а также и под предлогом общественной деятельности. Не принимать участия в каком бы то ни было насилии, значит: не только не быть полицеймейстером, губернатором, судьей, стражником, сборщиком податей, царем, министром, солдатом, но и не участвовать в судах просителем, защитником, сторожем, присяжным. Не одобрять никакое насилие, значит: кроме того, чтобы не пользоваться для своей выгоды никаким насилием, ни в речах, ни в писаниях, ни в поступках, не выражать ни похвалы, ни согласия ни с самым насилием, ни с делами, поддерживающими насилие или основанными на насилии.

Очень может быть, что если человек будет поступать так: откажется от солдатства, от судов, от паспортов, от уплаты податей, от признания властей и будет обличать насильников и их сторонников, то он подвергнется гонениям. Весьма вероятно, что такого человека будут мучить, отнимут у него имущество, сошлют, запрут в тюрьму, может быть и убьют. Но может быть и то, что человек не делающий ничего этого и, напротив, исполняющий требования властей, пострадает от других причин точно так же, а, может быть, и еще больше, чем тот, который откажется от повиновения. Так же, как может быть и то, что отказ человека от участия в насилии, основанный на требованиях любви, откроет глаза другим людям и привлечет многих к таким же отказам, так что власти не будут уже в состоянии применять насилие ко всем отказавшимся. Все это может быть, но может и не быть, и потому ответ на вопрос о том, что делать человеку, признающему истинность и приложимость к жизни закона любви, не может быть основан на предполагаемых последствиях. Последствия наших поступков не в нашей власти. В нашей власти только самые поступки наши. Поступки же, какие свойственно делать и, главное, какие свойственно не делать человеку, основываются всегда только на его вере. Верит человек в необходимость насилия, религиозно верит, и такой человек будет совершать насилие не во имя благих последствий, которых он ожидает от насилия, а только потому, что верит. Если же верит человек в закон любви, то он точно так же будет исполнять требования любви и воздерживаться от поступков, противных закону любви, независимо от каких бы то ни было соображений о последствиях, а только потому, что верит и оттого не может поступить иначе 28 .

Так что решение вопроса о том, скоро или не скоро осуществится идеал человечества - благоустроенное общество без насилия - зависит от того, скоро ли поймут искренно желающие добра народу руководители масс, что ничто столько не отделяет людей от осуществления их идеала, как то, что они делают теперь: именно, поддержание старых суеверий или отрицание всякой религии и направление деятельности народа на служение правительству, революции, социализму... Только бы поняли люди, искренно желающие служить ближнему, всю нищету предлагаемых государственниками и революционерами средств устроения блага людей; поняли бы, что одно единственное средство избавления людей от их страданий - в том, чтобы люди сами перестали жить эгоистичной, языческой жизнью, а начали жить жизнью общечеловеческой, христианской и не признавали, как теперь, возможным и законным пользоваться насилием над ближними и участвовать в нем для достижения своих личных целей, а, напротив, следовали бы в жизни основному и высшему закону поступать с другими, как хочешь, чтобы поступали с тобой,-- и очень быстро разрушились бы те неразумные и жестокие формы жизни, в которых мы живем теперь, и сложились бы новые, свойственные новому сознанию людей 29 .

Только "претерпевый до конца спасен будет", говорится в христианском законе. И это несомненная, хотя и трудно принимаемая людьми, истина. Неотвечание злом за зло и неучастие в зле есть вернейшее средство не только спасения, но и победы над теми, которые творят зло 30 . Всякий религиозный человек поступает так, потому что просвещенная религией душа человека живет уже не одной жизнью этого мира, как живут нерелигиозные люди, а живет вечной, бесконечной жизнью, для которой так же ничтожны страдания и смерть в этой жизни, как ничтожны для работника, пашущего поля, мозоли на руках и усталость членов.

Вот эти-то люди разорвут заколдованный круг, в котором закованы теперь люди. Как ни мало таких людей, как ни низко их общественное положение, как ни слабы они образованием или умом, люди эти, так же верно, как огонь зажигает сухую степь, зажгут весь мир, все высохшие от долгой безрелигиозной жизни сердца людей, жаждущие обновления 31 .

Отчего же люди не делают того, что Христос сказал им и что дает им высшее доступное человеку благо, чего они вечно желали и желают?

В ответ на это обыкновенно говорят: "учение Христа о том, как должны жить люди, божественно хорошо и дает благо людям, но людям трудно исполнить его". Мы так часто повторяем и слышим это, что нам не бросается в глаза то противоречие, которое находится в этих словах. Человеческой природе. свойственно делать то, что лучше. И всякое учение о жизни людей есть только учение о том, что лучше для людей. Если людям показанр, что им лучше делать, то как же они могут говорить, что они желают делать то, что лучше, но не могут? Люди не могут делать только то, что хуже, а не могут не делать того, что лучше. Если это слово "трудно" понимать так, что трудно жертвовать мгновенным удовлетворением своей похоти большему благу, то почему же мы не говорим, что трудно пахать для того, чтобы был хлеб, сажать яблони, чтобы были яблоки? То, что надо переносить трудности для достижения большего блага, это знает всякое существо, одаренное первым зачатком разума 32 . Между тем церковь, наука, общественное мнение - все в один голос говорят, что дурна та жизнь, которую мы ведем, но что учение о том, как самим стараться быть лучше и этим сделать и самую жизнь лучше,-- учение это неисполнимо 33 . Церковь говорит: учение Христа неисполнимо потому, что жизнь здешняя есть только образчик жизни настоящей; она хороша быть не может, она вся есть зло. Наилучшее средство прожить эту жизнь состоит в том, чтобы презирать ее и жить верою, т. е. воображением, в жизнь будущую, блаженную, вечную; а здесь - жить как живется, и молиться 34 . И нельзя не признать, что именно это учение церкви есть причина всеобщего убеждения в неисполнимости требований истиной религии. Церковное учение дало основной смысл жизни людей в том, что человек имеет право на блаженную жизнь и что блаженство это достигается не усилиями человека, а чем-то внешним, и это миросозерцание и стало основой всей нашей науки и философии 35 .

Свобода воли,-- говорит наша философия,-- есть иллюзия, и очень гордится смелостью этого утверждения. Но свобода воли есть не только иллюзия - это есть слово, не имеющее никакого значения. Это - слово, выдуманное богословами и криминалистами, и опровергать это слово - бороться с мельницами. Но разум, тот, который освещает нашу жизнь и заставляет нас изменять наши поступки, есть не иллюзия, и его-то уж никак нельзя отрицать. Следование разуму для достижения блага - в этом было всегда учение всех истинных учителей человечества, и в этом все учение Христа и его-то, т. е. разум, отрицать разумом уже никак нельзя 36 .

Что бы ни делал человек, он поступает так, а не иначе во всех своих сознательных поступках только потому, что он или теперь признает, что истина в том, что должно поступать так, как он поступает, или потому, что он когда-то прежде признал это. Признание же или непризнание того, что истина состоит в том, что должно поступать так, а не иначе, зависит не от внешних, подлежащих наблюдению человека причин, а от каких-то других, находящихся в самом человеке и не подлежащих его наблюдению. Так что иногда при всех внешних, казалось бы, выгодных условиях для признания служащей причиной поступков истины один человек не признает ее и, напротив, другой, при всех самых невыгодных к тому условиях, признает ее и поступает сообразно с ней. И потому человек, чувствуя себя несвободным в своих поступках, всегда чувствует себя независимым от внешних условий, т. е. свободным в том, что служит причиной его поступков - в признании или непризнании истины.

Не то, чтобы человек был свободен всегда признавать или не признавать всякую истину. Есть истины, давно уже или признанные самим человеком или переданные ему воспитанием, преданием, и принятые им на веру, следование которым стало для него привычкой, второй природой; человек не может не признавать таких истин и потому не свободен по отношению к ним. Есть еще другие истины, только как бы вдалеке представляющиеся человеку и еще не вполне открывшиеся ему; человек не может по своей воле признать их. В признании тех и других он одинаково не свободен; он не может не признавать первых и не может еще признавать вторых. Но есть третий род истин,-- таких, которые не стали еще для человека бессознательным мотивом деятельности, но вместе с тем уже с такою ясностью открылись ему, что он не может обойти их и неизбежно должен так или иначе отнестись к ним, признать или не признать их. В отношении этих-то истин, и только этих истин, и проявляется свобода человека. Вся трудность и кажущаяся неразрешимость вопроса о свободе человека происходит оттого, что люди, решающие этот вопрос, представляют себе человека неподвижным по отношению к истине. Жизнь человеческая движется по одному определенному и неизменному закону. И потому она вообще не свободна: все люди неизбежно пойдут по единственному пути этого закона. Помимо этого пути не может быть жизни. Но закон жизни человеческой представляется людям в виде понемногу открывающейся истины, которая может быть признана и не признана ими; и потому по пути закона жизни люди могут идти двояко: или сами собой, сознательно и свободно подчиняясь закону жизни, или невольно и бессознательно покоряясь ему. Свобода человека в этом выборе.

Велика-ли, не велика-ли эта свобода в сравнении с той фантастической свободой, которую мы бы хотели иметь, свобода эта одна несомненно существует и свобода эта есть свобода. И мало того, что свобода эта есть истинная свобода,-- она же есть и истинная жизнь. По учению Христа, человек, который видит смысл жизни в той области, в которой она не свободна,-- в области последствий, т. е. поступков,-- не имеет истинной жизни. Истинную жизнь, по христианскому учению, имеет только тот, кто перенес свою жизнь в ту область, в которой она свободна,-- в область причин, т. е. познания и признания открывающейся истины, исповедания ее и потому неизбежно следующего (как воз за лошадью) исполнения ее 37 . Человек, живущий христианской жизнью, всегда свободен, потому что то самое, что составляет смысл его жизни - устранение препятствий, мешающих любви, и, вследствие этого, увеличение любви и установление Царства Божия и есть то самое, чего он хочет всегда и что неудержимо совершается в его жизни 38 . Стоит людям только понять это: перестать заботиться о делах внешних и общих, в которых они несвободны, а всю ту энергию, которую они употребляют на внешние дела, употребить на то, в чем они свободны,-- на признание и исповедание той истины, которая стоит пред ними, на освобождение себя и людей от лжи и лицемерия, скрывающих истину,-- для того, чтобы не только каждый отдельный человек достиг высшего доступного ему блага, но чтобы осуществилась хоть та первая ступень Царства Божия, к которой уже готовы люди по своему сознанию 39 .

Примечания

1 "В чем моя вера", с. 86.

2 "Мысли о новом жизнепонимании", с. 150--151.

3 "В ч. м. в.", с. 86.

4 "М. о н. ж.", с. 151.

5 "В ч. м. в.", с. 86--87.

6 Там же,c. 74.

7 Там же, с. 73

8 "М. о н. ж." с. 151.

9 "В ч. м. в.", с. 87.

10 "М. о н. ж.", с. 151.

11 "В ч. м. в.", с. 87.

12 "М. о н. ж.", с. 151.

13 "В ч. м. в.", с. 87.

14 "М. о н. ж.", с. 151.

15 "Конец века", с. 15--l 6.

16 "В чем моя вера", с. 20.

17 "Конец века", с. 17--18.

18 "Царство Божие внутри вас", с. 133--134.

19 "Конец века", с. 16--17.

20 "В чем моя вера", с. 43.

21 "Дневник", т. 1, с. 145.

22 "В чем моя вера", с. 43.

23 "Конец века", с. 18--19.

24 "В чем моя вера", с. 43.

25 "К вопросу о непротивлении злу насилием", с. 13--15.

26 "Что такое религия", с. 56--57

27 "Письмо к китайцу", с. 12.

28 "Неизбежный переворот", рукопись, X глава.

29 "К политическим деятелям", с. 25.

30 "Письмо к китайцу", с. 4.

31 "Что такое религия", с. 57.

32 "В чем моя вера", с. 88--89.

33 Там же, с. 94-95.

34 Там же, с. 100.

35 Там же, с. 94.

36 Там же, с. 97.

37 "Царство Божие внутри вас", с. 250--254.

38 "Христианское учение", с. 82.

39 "Царство Божие внутри вас", с. 254--255.

Дом и семья

Порча на здоровье: признаки, последствия и как её снять

Дом и быт

Как вылечить человека от любовной привязки?

Обучение

НДС: самый особенный и сложный налог Налоговым периодом для исчисления ндс является